Старый город Малоархангельск. Письмо третье. О Вольнове.

Старый город

Письмо третье. О Вольнове.

Вольнов Иван Егорович (Владимиров) появился в нашем доме в 1917 или 1918 году, пришел с папой, остался и прожил некоторое время в папином кабинете. Столовался, но обедал обычно один, а вечером сидел с нами за общим столом. Сидели долго, пили чай, закусывали, беседовали. Мне помнится, что Иван Егорович был подтянутый и приятный в общении человек. Нас, детей, было четверо. С младшей Катюшей Иван Егорович любил беседовать и играть. С его приходом в столовую Катя залезала под стол, а Иван Егорович спрашивал: Где же мой котенок? Поискав по углам, находил ее под столом, вытаскивал и обязательно угощал чем-то вкусным.

Он много рассказывал о своей жизни дома, сестре Моте, арестах, побоях, побегах. Рассказывал, как в одно время отрастил очень длинные и грязные ногти — постричь было нечем, ничего острого в руки ему не давали, а обкусывать ногти он отказывался. Мой младший брат Славик сказал, что с такими ногтями мама его за стол не пустила бы.

— Да, конечно. Но я обедал там не за столом, а стоя, или сидя на своей койке.

Иван Егорович писал «Повесть о днях моей жизни». Писал чернилами, и как казалось мне и старшему брату Шурику, очень неразборчиво. В комнату к Ивану Егоровичу мы не ходили, а когда рукопись оставалась у нас, то пытались ее прочесть. Иван Егорович читал моим родителям, или диктовал маме, она печатала на машинке. У нас она была, так как папе приходилось много писать в различные учреждения, а почерк у него был не ахти. Если в машинке оставались листы рукописи, то мы с Шуриком вытаскивали их и читали. Мы находили, что Иван Егорович пишет мало и все про одно и то же. Нам не очень нравилось.

Иван Егорович был эсер. Иногда к нему приходили или приезжали незнакомые нам люди. У Ивана Егоровича был отдельный вход через парадное, но он пользовался и нашим через кухню.

Однажды к Вольнову приехали три человека из Петербурга. Они привезли нам книги. Шурику «Принц и нищий», а мне и Славику красочные книги для дошколят. Мы спрашивали у мамы кто эти люди, она сказала, что это писатели.

Папа дружил с Иваном Егоровичем, в городе их часто видели вместе, что дало повод некоторым и папу считать эсером.

Иван Егорович уехал, переписку с нами не поддерживал. В другой раз он пробыл у нас совсем короткое время. Папа встретил его в городе и привел. Иван Егорович был высоким, красивым, в фетровой шляпе и коричневом драповом пальто с широким поясом. У нас так не одевались. Мы с интересом рассматривали Ивана Егоровича, на что он сказал: «Я из Италии. Там все так одеваются, а здесь это в диковинку».

Тогда шла жестокая борьба за организацию советской власти в нашем городе. Город несколько раз переходил от красных к белым, было очень беспокойно. Кажется, в 1918 году арестовали много людей, их назвали зачинщиками. Папа тоже попал в их число. Тюрьма — большое двухэтажное здание хорошо просматривалась из окон нашего дома. Один раз, мне было лет 6-7, мы с мамой ходили на свидание с папой. Он был в своей обычной одежде и пенсне, мне казалось, что ему совсем не страшно. Но мама очень волновалась: иногда людей расстреливали.

Когда папа вернулся, то вновь стал ходить на службу. Из разговора родителей я поняла, что кто-то (фамилию я до сих пор помню) заявил в соответствующие органы, что папа эсер. Через некоторое время состоялся второй арест. Мама говорила, что Иван Егорович Вольнов обращался к Н. К. Крупской с просьбой помочь папе. Не знаю как, но помощь была оказана, папа вернулся домой.

Иван Егорович жил с семьей в Куракино, занимался организацией сельскохозяйственного товарищества. Его очень уважали и любили крестьяне, умер Вольнов в 1931-м.

Далее: окончание третьего письма. История национализированной табуретки.

Подготовила к публикации Маша Никитушкина