Насыпал холмик тракторист

Довелось однажды услышать, что живет в деревне под Малоархангельском тракторист, который спас от разрушения братскую могилу наших солдат. Был ему приказ распахать этот клочок земли, а он не пошел против совести, наоборот, насыпал на памятном месте невысокий холм, чтобы уже никто не совершил злого дела.

В июне 1990 года, оказавшись в Малоархангельске, я и фотокорреспондент Андрей Сасин вспомнили об этой истории и попытались найти тракториста, который, по рассказам, живет в деревне Алисово.

Пока спрашивали сельчан, пока колесили по проселкам, разыскивая тракториста, о многом узнали, можно сказать, познакомились заочно. Александру Алексеевичу Тормозову, мальчишке в ту пору, война оставила немало зарубок на вечную память. Братишка его, ещё совсем пацан, подорвался у колодца. И отец пришел с фронта весь израненный. Были в судьбе Тормозова годы, когда, казалось, он навсегда простился с родной землей — служил на флоте, работал в Донбассе. И все же вернулся. А прозвище «моряк» так и осталось. И еще иногда в деревне назовут Тормозова беспартийным коммунистом — за прямоту его, за легкий на подъём характер. Что ни говори, а вот он, человек из разряда тружеников: два трактора, комбайн, только успевай управляться.

Наконец, отыскали мы своего незаметного героя. И узнали от него всю эту историю. Стояла когда-то в поле деревня Баженово, а рядом с ней после страшных боев появилась огромная братская могила, куда со всей округи местные жители собрали убитых солдат. Кто говорит, было их двести, кто триста, а вернее сказать, никто даже и не считал. Тормозов был тогда мальчишкой — свидетелем этих негромких похорон. Похоронили здесь не только пехотинцев, которые приняли последний бой на Курской дуге. Лежат в земле летчик с подбитого самолета и девушка-крестьянка, убитая обломком крыла.

Пока была жива деревня, никто не трогал могил, хотя никто не торопился поставить обелиск или положить прямоугольник гранита в память о своих соотечественниках. А вымершая с годами деревня Баженова и вовсе стала объектом для расширения пашни.

Сейчас уже мало кто в совхозе помнит фамилию директора, который давал указание поднимать целину, — директоров здесь за последние годы сменилось множество. Приказ есть приказ — выполнивший его всегда может найти себе оправдание: «Не мне решать». Но Тормозов не стал торопиться… Пошел к отцу, спросил его совета. А потом пригнал на поле бульдозер и сделал холм. Глубокий пласт, конечно, поднять было невозможно, и вышел курган небольшим, но приметным среди поля на семи ветрах. Как отнеслись односельчане к такому поступку? Как к обыкновенному делу, которое каждый волен совершить по своему усмотрению.

На всякий случай, чтобы не попытался кто пустить трактор напрямую, Тормозов оставил на этом месте пару осинок: окрепнут стволы, будет твердая защита. Но кто-то срубил дерево, хотя рядом, в лесопосадке их без счета. И потянулась к свету молодая поросль.

Похоже, мы слишком долго обманывали себя, произнося как заклинание: «Никто не забыт…». Мы строили иллюзию памяти, рассказывая об успехах красных следопытов. На самом деле очень многое забыто, утрачено. К примеру, несколько лет назад в московском архиве были найдены документы 19-го медсанбата 74-й дивизии: в Малоархангельском районе значатся похороненными 169 солдат, умерших от ран. Знает ли, помнит ли кто их могилы в деревнях Юдинка, Хмелевое, Ясная Поляна, Дубовик, Лески? Где могилы жителей, расстрелянных немцами? Сегодня многие такие вопросы повисают в воздухе.

Можно многое говорить о старых-старых временах, но нельзя даже предположить, что сто или двести лет назад на месте гибели сотен и сотен людей крестьянин не поставил бы могильный крест, не положил бы камень. Великий грех! В России странника повсюду встречали часовенки, напоминавшие: остановись, здесь святое место.

И вот совсем недавно — два десятка лет назад — пришлый «князек» мог приказать крестьянину пахать русские могилы. Строптивцу грозила немилость, отказ в новом тракторе, в запчасти, в любой мелочи, за которой нужно идти на поклон к владыке. Не все могли устоять перед силой — они предпочли работать «от колеса». Губительнее града и засухи для земли временщики, которые видят в ней лишь средство производства. Забыли, что она кормилица, что полита кровью, что принадлежит народу и будущим, еще не пришедшим на нее, поколениям.

Конечно, этих слов не было в нашем разговоре. Хотелось, правда, прежде чем попрощаться, спросить, почему Тормозов не стал писать о произволе в область, в Москву, почему не потребовал у сельсовета поставить на могиле обелиск. Уж таков он, безропотный и смиренный русский крестьянин. А вопрос этот надо бы задать всей нашей бюрократической системе, которая имитирует бурную деятельность и заботу о людях. Куда ей до этого тракториста, который бульдозером не разрушил, а сохранил память о солдатах, ценой жизни защитивших его село, о летчике, о девушке-крестьянке и о стертой с лица земли деревне Баженово.

Алексей Кондратенко
Сборник «Земное поле»
Фото: maloarhangelsk.ru