Александр Полынкин. Шнурков и Венера (детективная история)
Петра Зотова в деревне Волчанка все односельчане считали если уж не дураком, то чудиком. Закончив в свое время физико-математический факультет престижного столичного вуза, удачно женившись на коренной москвичке и почти закончив аспирантуру, он вдруг резко поменял свою жизнь. Отслужив год в армии, в Москву не вернулся, а приехал в хотя и добротный, но старой постройки дом в родной деревне, где жила мать-пенсионерка.
Вся Волчанка почти год перемывала ему кости: «Петька-то пил безбожно — вот его и выгнали из аспирантуры, а потом и жена с ним развелась. Да и детей у них за 4 года так и не появилось — водка проклятущая на способности его мужские повлияла».
Через полгода, когда стало ясно, что Зотов не пьет совершенно, а от запаха сивушного его такое отвращение охватывает, что он пару раз у матери родной, гнавшей иногда самогон для нужд деревенских, фляги с брагой на помойку выливал, другой слух по деревне пополз: «В секретной лаборатории работал Петька, облучали там мозги — вот и сдвинулся рассудком».
Эта версия волчанцев оказалась более устойчивой, тем паче, что с течением времени Петр Зотов, как будто, ее подтверждал: любимым занятием его, как убедились вскоре соседи, стало дело зряшное, пустое, бесполезное: он по ночам влезал на свой чердак и изучал с помощью телескопа звездное небо.
Труба телескопа, внушительной длины, пугала первое время односельчан, особенно пожилых: казалось, что вот — вот Зотов из нее артиллерийскую стрельбу откроет — сначала по звездам, а потом уж по деревенским хатам. Но через пару месяцев Петькино орудие стало неотъемлемой частью деревенского пейзажа, и волчанцы даже перед гостями иногда прихвастывали: «Да астроном у нас тут живет, в Москву о своих наблюдениях сообщает».
Зотов, когда узнал нечаянно о том, что он, якобы, для столицы работает, усмехнулся лишь, но не сказал ничего.
Любовь к астрономии никак не сказалась на других сторонах деятельности бывшего москвича: с руками у него все было в порядке (росли оттуда, откуда надо). Петр безо всякой помощи отремонтировал родительский дом, а потом и сарайчик новый соорудил, чему мать его несказанно обрадовалась: старый-то вот — вот грозился упасть и единственного поросенка придавить.
Места для живности в новом, прочно-бревенчатом сооружении, оказалось много больше, и Прасковья Ивановна сказала однажды сыну: «Петя, давай корову заведем» (прежнюю, Милку, лет 15 назад, когда еще поступал Петр Зотов в институт, пришлось продать — чтобы выйти из финансовых затруднений, а потом отец умер, так и не было коровы в доме эти годы).
Петр согласился сразу, и мать собралась купить телочку у кого-либо из соседей, но сын не согласился: «Нет, мама, сам выберу».
Поскреб Зотов по своим московским сусекам, заначки последние достал и уехал куда-то на целую неделю. Заволновалась, было, Прасковья Ивановна, но однажды утром засигналила на улице машина, а вскоре в дом Петр зашел: «Выходи, мам, посмотри, кого я привез».
Посмотрела Прасковья Ивановна и ахнула: черно-пестрая телочка, с тонкой, почти прозрачной кожей, худая и с трудом на тонких ножках держится — что ж тут хорошего? А когда узнала мать, за какую цену приобрел сын это тощее чудо — за сердце взялась: «Петя, да как же ты? Ведь мы за такие деньги корову взрослую купили бы и пару поросят хороших в придачу!»
Долго и горячо убеждал Петр маму, что телочка эта — голландской породы, высокопродуктивная, молочная, но осталась Прасковья Ивановна в большой печали: неужто ее сын и вправду умом тронулся, как многие деревенские шепотком друг другу передавали?
Телочке было около месяца, и Петя первое время ухаживал за ней, как за ребенком — так неважно она себя чувствовала. Пару раз и ветеринара с дорогими лекарствами приглашать пришлось.
Но уже к маю выправилась подопечная, кожа ее приобрела шелковистый блеск, а в стаде деревенском, куда Зотов ее сам отгонял, она выделялась уверенной статью — как горожанка среди деревенских, даже траву щипала несколько в стороне.
Прасковья Ивановна полюбила «голландку» месяца через три — и уже среди остальных отличала ее издалека. Хотела Зотова назвать телочку, как прежнюю корову, — Милкой, но сын воспротивился: «Нет, мам, она будет Венерой!». Ошарашенная мамаша удивленно спросила: «Это ж как — есть у нас Зорьки, Красавки, Пеструшки, Розы — но чтоб Венера?»
Рассказал тогда Петр матери о знаменитой Венере Милосской, а потом и о планете, которую ценил Зотов больше других за красоту и таинственность. Деревенские бабы поудивлялись некоторое время имени такому, а потом привыкли — как ни назови, лишь бы молоко корова давала, а в молочные способности Венеры они не верили.
Но уже после первого отела зотовская «голландка» стала по полтора ведра молока в день давать, а после второго — по два и даже больше, и женщины Волчанки завидовать Прасковье стали, когда с трудом несла она очередное полное ведро с обеденной дойки.
Хватало Зотовым молока и на еду, и на то, чтобы сдавать его, получая какие-то деньги, но дело даже не в том — уж очень необычно вела себя Венера по сравнению с другими коровами: степенно, с достоинством, увидев хозяйку, подходила, брала губами кусок хлеба с солью, который всегда приносила ей Прасковья Ивановна, а, съев его, несколько раз кивала головой, благодаря: «Спасибо, мол!»
Когда Зотова заканчивала дойку, Венера провожала хозяйку метров 100 или 200, идя рядом, а потом неспешно возвращалась на пастбище. Дома корову иногда доил и Петр, причем, обычно в такие моменты он молока приносил больше, чем мать, чему та всегда удивлялась.
За телочками и бычками от Венеры заранее в деревне выстраивалась очередь, и семейный бюджет Зотовых потихоньку стал пополняться. Венериных детенышей пустить на мясо ни разу у Петра даже мысль не возникла. Но зато Зотов через год после приобретения Венеры занялся еще и свиноводством: его крупные белые стали тоже предметом зависти в деревне. А когда к животным прибавилась и птица — гуси, утки, куры, то новый сарай Петра как раз оказался полон.
С раннего утра до вечера он занимался своими «братьями меньшими» — то корм им готовил, то закуты чистил, то на пастбище или с него шел и лишь поздно вечером взбирался на любимый чердак и начинал изучать небесные тела.
Увидев в телескоп Венеру, Петр не мог обычно сдержать улыбки: кроме небесной, светящей, у него была теперь земная, молочная.
Года четыре или пять прошло с момента возвращения Зотова в Волчанку, жители которой привыкли к чудачествам Петра и даже зауважали его, правда, не за увлечение астрономией, а за проявившуюся хозяйственную жилку. Местный фермер Колупаев не раз предлагал Зотову продать ему Венеру, давал большие деньги, но Зотов каждый раз говорил ему одно и то же: «Ты бы продал члена своей семьи? Нет? Так и мы. Венера у нас — третий член семьи — и не приставай больше».
Приезжали к Зотову из соседнего племенного хозяйства, где подсчитали, что средний годовой удой Венеры — 8000 литров, и тоже сделку предложили: обменять ее на две их «симменталки». Петр опять категорически сказал: «нет».
С тех пор отстали от него все просители, поняли — «бесполезно»: для Зотовых Венера стала действительно больше, чем коровой.
В ту осень Бугровский район потрясла серия довольно дерзких краж домашнего скота. Пока еще коровы паслись в ночное время, три-четыре раза, или дождавшись дремоты пастухов, или напоив их до мертвецкого состояния, неизвестные лица, подъезжая на большом грузовике, увозили с собой сразу по две — три лучших, упитанных коровы. Следов разделки коровьих туш поблизости вызванная милиция не обнаруживала, а следы грузовика со стандартными ЗИЛовскими шинами доходили до республиканского шоссе и растворялись на нем бесследно. План «Перехват», использованный Бугровским и соседними РОВД, ни разу не сработал.
Как только скот поставили на стойловое содержание, произошло, почти подряд, еще несколько, не менее наглых, краж. Большой тентованный грузовик с заляпанными номерами подъезжал к очередной молочно — товарной ферме, которую обычно охранял пьяненький сторож без ружья. Сторожа били по голове, связывали ему руки и аккуратно укладывали рядом с воротами, через которые выводили три-четыре молодых мясистых коровы, — и быстро уезжали.
Весь октябрь участковые инспектора и значительная часть Бугровского РОВД буквально «стояли на ушах», но результаты были даже не нулевыми, а минусовыми: при усиленном режиме поиска похитителей коров те умудрились совершить еще три преступления, увезя восемь животных.
Главы сельхозпредприятий решились пойти на беспрецедентные меры — к каждой ферме выставили представителей вневедомственной охраны.
И недели две преступная группа себя никак не проявляла, затихла, как будто узнала, что предприняли органы в попытке схватить их.
Всю ночь со 2-ое на 3-е ноября шел сильный дождь — даже с грозой, что было совсем необычно для этого времени года.
Утром, как всегда, в 6 часов Петр Зотов отправился в сарай — поить, кормить своих питомцев. Показалось ему, что большой замок, который он совсем недавно, узнав о кражах, повесил, как-то не так смотрится. Но открылся он нормально. Прошел Петр к своей большой белой свинье — опоросилась она в осень, и беспокойство этим вызвала: 12 хорошеньких свинок и боровков требовали тепла и ухода. Свинья тихо, мирно похрюкивая, лежала на левом боку, а ко всем ее соскам прилепились белые симпатичные пятачки.
Открыл Зотов дверь во вторую половину сарая и на ясли посмотрел — хватило ли на ночь сена Венере. Удивился: его было почти столько же, сколько он туда его с вечера положил. «Заболела, что ли, звездочка моя?», — так, про себя, не признаваясь никому, называл Петр свою любимицу Венеру.
Он перевел взгляд на удобную, вместительную закуту, где всегда в 6 утра уже на ногах встречала его «голландка», и не увидел никого. Зотов наклонился вниз — «Заболела все — таки, надо ветеринара звать»,— но и на полу Венеры не нашел.
Петр бросился к двери и понял, что не так в замке: его не открывали ключом, а с силой, вместе с пробоем, вытащили из бревна, а потом, уходя, с силой же, но не до конца, вставили обратно.
Кинулся Зотов в дом: «Мама! Корову нашу, Венеру, украли!»
«Ах ты, батюшки», — запричитала Прасковья Ивановна. «Что ж делать-то? Беги к соседям, в милицию звони».
Легко сказать — к соседям: до ближних, Кулькиных, метров 500, и когда Зотов с раскрытым ртом добежал до них, оказалось, что телефон их вот уже неделю не работает.
У других, Рулевых, отключили аппарат за неуплату. Пока бегал Зотов по деревне, выяснилось, что коров ночью увели еще у двоих волчанцев — Алексея Петрова и Николая Бухарина, с которыми и решил Петр в райцентр добираться.
После проливного дождя стояла в деревне грязь непролазная, и три километра до трассы не мотоцикл Петрова вез их, а они сами буквально на себе тащили эту трехколесную транспортную уродину. Правда, потом оставшиеся до Бугровска два километра мотоцикл, разбрасывая грязь по сторонам, промчался за пять минут и, резко затормозив у здания РОВД, плюнул остатками жирного волчанского чернозема на двух зазевавшихся сержантов-милиционеров, которые от возмущения даже не нашлись, что сказать и сделать.
Дежурный, капитан Солопов, минут десять пытался понять, что же у потерпевших украли: перебивая друг друга, Зотов, Петров и Бухарин говорили громко и взволнованно, постоянно упоминая Венеру, Клаву и Розу. Только когда Солопов заставил каждого говорить по очереди, ему стало ясно — речь идет о коровах, снова о коровах, упоминание о которых и так уже вызывало нервную дрожь у начальника милиции и его подчиненных.
Если у каждой молочно-товарной фермы (а их в районе осталось 25) можно было, хотя и с натугой, поставить охранника, то у дома каждого хозяина коровы это не сделаешь — подполковник Томин знал данную аксиому с давних пор своей службы милицейской.
На оперативном совещании начальник милиции предложил высказаться всем присутствовавшим в порядке старшинства, но три майора, четыре капитана, шесть старших лейтенантов дружно уткнулись в блокноты, делая вид, что записывают мудрые указания руководителя.
«Товарищ подполковник, разрешите?» — те же майоры, капитаны и старлеи удивленно приподняли головы от своих, якобы, записей: еще ни разу следователь Шнурков не выступал на «оперативках», хотя и числилось за ним несколько успешно раскрытых дел («новичкам везет», — говорили более старые и опытные, но с большим количеством неудач, работники).
«Пожалуйста, лейтенант», — недоверчиво — обрадованный Томин предоставил следователю слово.
Суть выступления Шнуркова свелась к анализу преступлений коровьих бандитов. Всех краж общественного скота оказалось семь плюс последняя, в которой пострадали уже частники. Каждое из восьми преступлений было совершено в 2-3-х, максимум 4-ех километрах от республиканского шоссе, по которому уходили затем в неизвестность преступники, но в соседних районах краж за последнее время не происходило.
Вывод, который лейтенант сделал: работает преступная, хорошо организованная группа, отлично знающая местность и имеющая законспирированное укрытие, где, по всей видимости, украденных животных забивают, разделывая на мясо, а уж его вывозят на чем-то другом.
«Да, лейтенант, выводы у тебя глубокие, осталось только решить, что с ними делать», — раздраженно — иронически заметил начальник РОВД.
«Как что, товарищ подполковник, надо организовать несколько групп слежения и попытаться выйти на воров», — горячо сказал Шнурков.
«Как ты это себе представляешь, лейтенант, длина шоссе в районе — 55 километров, вдоль него расположено 15 сел и деревень, нам нужно не менее трех десятков человек, чтобы держать их в поле зрения. Утопия твой план — никаких наших наличных сил не хватит, чтобы его выполнить, предложи что-нибудь пореальнее», — так же раздраженно закончил свою необычно длинную речь подполковник, не отличавшийся красноречием.
«Так давайте привлечем к этому владельцев коров в населенных пунктах, которые могут подвергнуться нападению, — я думаю, они согласятся», — предложил следователь.
«Есть другие предложения?», — спросил Томин все еще молчавших, но с интересом слушавших диалог начальника РОВД и лейтенанта Шнуркова трех майоров, четырех капитанов и всех старших лейтенантов, которые, услышав вопрос подполковника, снова дружно уткнулись в свои конспекты.
Наутро участковые инспекторы получили задание создать инициативные группы из местных жителей, заинтересованных в спасении своих коров от неуловимых воров.
В деревне Волчанка в эту группу, кроме других, вошли уже пострадавшие от грабителей Зотов, Бухарин и Петров, причем, первый предложил использовать для наблюдения свою доморощенную обсерваторию с мощным самодельным телескопом.
Лейтенант Шнурков к инициативе Зотова отнесся вначале с большим недоверием, но, когда Петр предложил ему забраться на чердак и проверить возможности его орудия на деле, убедился, как далеко простирается человеческий взгляд отсюда.
Недаром Зотов говаривал односельчанам, что с его чердака небо ближе: Волчанка и так находилась на самом высоком (из всех окрестных сёл) месте, а дом любителя — астронома занимал вершину этой высоты, с которой из телескопа шоссе Воробьевка — Воронеж просматривалась в обе стороны километров на 20-25.
Впрочем, двухнедельные вечерне-ночные бдения добровольцев из 15 сел и деревень ни к чему не привели — преступная группа прекратила свою деятельность на некоторое время, словно зная, что за ней охотятся такие силы.
Заканчивалась уже и третья неделя поисков и наблюдений, энтузиазм добровольцев сравнялся с отсутствием его у милиционеров, и почти все группы перестали регулярно следить за республиканским шоссе.
Упорствовал только Зотов: злоба на тех, кто похитил его красавицу Венеру, питала его силы, энергию и настойчивость.
В тот субботний вечер, безрезультатно пронаблюдав за шоссе с 8 до 11 вечера, Петр перевел трубу телескопа на вызвездившееся ясное небо и, забывшись, изучал небесные тела около получаса. Когда, спохватившись, Зотов снова вернулся к основательно изученному до мельчайших подробностей шоссе, оно уже не было пустынным: большой грузовой автомобиль с приличной скоростью несся по нему со стороны соседнего райцентра Маевки.
Телескоп — это не прибор ночного видения и что за машина, Зотов сначала не мог понять, но потом, в течение 5 минут ведя его, определил — это большегрузный «Камаз».
Скоростная езда грузовика закончилась у поворота на деревню Медвежку, расположившуюся в трёх километрах от трассы.
Хорошо заметные огни «Камаза» через пару минут вдруг погасли, и как Петр ни старался разглядеть, что происходит в семи километрах от его наблюдательного пункта, он не смог ничего увидеть.
Но, спустя минут сорок с уже зажженными фарами, автомобиль возвратился на шоссе, проследовав в направлении на Маевку. Зотов следил за ним, пока «Камаз» не спустился в глубокую шоссейную ложбину, прикрытую, к тому же, росшим здесь небольшим, но густым лесом.
Дальше, на подъеме, автомобиль ни через полчаса, ни через час так и не появился.
Когда в три часа ночи в дежурной части Бугровского РОВД раздался телефонный звонок, и задремавший дежурный капитан Солопов, подняв трубку, услышал: «Не было ли краж в эту ночь в деревне Медвежка?», он, не сразу очнувшись и недовольный прерыванием намечавшейся приятной дремоты, ответил резко — «Здесь не справочное бюро, а милиция».
Через секунду, спохватившись, спросил звонившего, что конкретно тот имеет в виду. Зотов (а это был он) сказал, что звонит от соседа и с полчаса назад закончил наблюдение за подозрительным автомобилем, который что-то делал в Медвежке.
Посоветовав астроному лучше наблюдать за своими звездами, а не за машинами, Солопов снова устроился на небольшой диванчик и через 10 минут уже сладко посапывал.
Правда, завершить дежурство без происшествий капитану не дали: около семи утра в дверь РОВД забарабанили кулаками, не найдя, очевидно, звонка (впрочем, его и не было).
Ранними посетителями здания милиции оказались двое пожилых жителей Медвежки, сообщившие капитану, что этой ночью неизвестные украли у них коров, причем, сделали это незаметно и бесшумно, несмотря на то, что у обоих мужиков имелись на дворах довольно злобные и брехливые псы, которые почему-то проспали все воровство.
Тут капитана словно током прошибло, и он рискнул позвонить подполковнику Томину. Вообще-то, начальник милиции очень не любил, когда ему звонили домой по делам, да еще так рано. Но когда Солопов коротко и взволнованно объявил причину своего звонка, Томин, даже не успев побриться, примчался в отделение пешком (жил он в квартире в семи минутах хода от учреждения, хотя пешком добирался на работу исключительно редко — это как раз и было одно из немногих исключений).
Через полчаса в Медвежку выехали следователь Шнурков и эксперт Васин — вместе с пострадавшими Мироновым и Красновым.
У обоих мужиков в сараях, как и в Волчанке, замки были выдернуты сильной рукой — вместе с пробоем, но вот почему не забрехали псы — не ясно: приехавших милиционеров собаки встретили таким хриплым злобным лаем, что буквально захлебнулись через минуту, подавившись цепью и слюной.
В полукилометре от деревни Шнурков обнаружил следы стоянки и разворота большегрузного автомобиля, который еще и съезжал в кювет.
Сфотографировав отпечатки протекторов, место разворота, следователь и эксперт поехали в Волчанку — к Зотову, узнать, что же он видел в эту ночь.
Они застали Петра в момент кормления свиньи. Он выливал в большое корыто наведенную массу, и белая хрюшка с аппетитом чавкала это месиво.
Отвлекшись от дел насущных и еще раз вспомнив добрым словом незабвенную Венеру, Зотов подробно рассказал Шнуркову, что он видел этой ночью, а завершая рассказ, предположил, что укрытие похитителей находится где-то на границе двух районов — Бугровского и Маевского.
Следователь — уже по своей инициативе — проехал до самой почти окраины родного района и убедился, что населенных пунктов здесь в настоящее время нет, да и местность открытая — без лесов, перелесков и рощ, лишь небольшая речка, как раз и отделяющая Бугровский район от Маевского.
Во второй половине дня по приказу Томина три оперативных группы прибыли сюда и прочесали всю местность вдоль и поперек по еле заметным, уже замерзшим «грунтовкам» — никаких укрытий, схронов, убежищ найти не удалось. Единственной находкой стала заброшенная, вымершая деревня, в которой еще сохранилось два домика с забитыми окнами и дверьми.
Милиционеров, впервые оказавшихся здесь, удивило, что деревню пересекала, уходя в сторону соседнего района, очень приличная, мощеная дорога. Старожилы соседских населенных пунктов объяснили — здесь проходил старинный почтовый тракт, который долгое время оставался единственной транспортной артерией, соединявшей раньше райцентры, пока новое шоссе не прошло в десятке километров южнее. Тогда о старинной дороге забыли, по этой же причине вымерла и деревня Каменка, стоявшая на ней.
Исторические изыскания мало что дали оперативникам — в заброшенной деревне, на забытом людьми и Богом тракте, никаких посторонних следов обнаружить не удалось, впрочем, на мощеной камнем трассе их просто не было видно.
Опергруппы возвратились в Бугровск, а их руководители доложили начальнику РОВД о результатах поиска. Томин был раздосадован и огорчен — в глубине души он все-таки надеялся на какой-то положительный исход — ведь полтора десятка милиционеров потратили целый день, пытаясь обнаружить неуловимых воров.
Шнурков в состав опергрупп не входил, а потому на следующее утро, узнав на совещании об итогах предыдущего дня, решил проехать по той самой, обнаруженной милиционерами, мощеной дороге. Она привела следователя в еще одну заброшенную деревеньку — но уже находившуюся в соседнем Маевском районе, а через пять километров Шнурков выехал на современное шоссе, соединявшее крупное село Никитовку с райцентром Маевка.
Какие-то мысли крутились в голове следователя, но никак не мог он довести эти мысли до логических выводов, связанных с преступниками.
Возвращаясь обратно, Шнурков притормозил у одного из заброшенных домиков в той, маевской деревне, — по малой нужде ему захотелось. Справляя ее, лейтенант увидел вдруг нечто, удивившее его несказанно — почти свежую коровью «лепешку» на замерзшей земле.
В душе следователя что-то запело, но Шнурков остановил себя — рано предвкушать разгадку сразу нескольких преступлений! Ведь если это были те самые воры, зачем они сделали остановку — по коровьей нужде, что ли, а для удобства еще и с машины животное спустили?
«Неувязочка», — подумал лейтенант, но зуд действия уже овладел им, и Шнурков целенаправленно начал обследовать заброшенную деревню — по большому радиусу от коровьей «лепешки».
Минут через 15 он наткнулся на еле заметную в густой, полегшей от мороза траве, тропинку, спускавшуюся куда-то книзу. На дернистой поверхности были хорошо заметны отпечатки коровьих копыт и какой-то обуви, скорее всего, сапог.
С гулко забившимся сердцем, вытащив из кобуры пистолет, лейтенант двинулся по тропинке, которая, все так же спускаясь, скоро привела его к заросшей тростником речке, а на самом берегу ее увидел Шнурков симпатичный деревянный домик, выкрашенный голубой краской. Неподалеку расположился обмазанный глиной вместительный сарай.
Над домом и сараем низко склонилось сразу несколько старых раскидистых ракит с полностью облетевшими листьями. Не успел еще следователь и приблизиться к замеченным им строениям, как выскочили откуда-то из-за них сразу три небольших лохматых собачонки, встретившие лейтенанта негромким приветственным лаем.
Следом за ними вышла и хозяйка — невысокого роста, сухонькая, но очень живая старушка, державшая в руках белое алюминиевое ведро.
«Сынок, аль бандиты какие тут объявились, что ты с пистолетом шастаешь?», — вместо приветствия поинтересовалась она. Шнурков смутился на такую прямоту старушки и спрятал пистолет в кобуру. Чтобы скрыть смущение и неудобство, попросил попить.
«Воды — она у нас хорошая, вкусная — сейчас вынесу, а то, может, молочка, сынок?» — предложила старушка. «А Вы и корову держите?» — притворно удивился лейтенант.
«Да вот — только подоила, сейчас парного тебе налью». «И давно у вас корова?» — продолжал вопросы как бы ненароком Шнурков.
«Милка-то? Да лет 10 же — как прежняя наша, Зорька, объелась однажды кукурузы и прирезать ее пришлось — так мы Милку и завели», — словоохотливо рассказывала старушка.
«Извините, а как Вас зовут?» — спросил лейтенант. «Шура — Александра Павловна то есть», — поправилась бойкая пенсионерка.
«И что ж, сил хватает за коровой ухаживать? А с сеном на зиму как?» — все расспрашивал следователь.
«Тяжело — правда, в последнее время стало, как муж умер — да сынок помогает, спасибо ему. Он у меня хозяйственный. Хотела было уж продавать в этом году корову, да он просил потерпеть немного, а летом и сена еще привез, готового», — все подробно объяснила Александра Павловна.
«А зачем Вы с коровой по такой погоде в соседнюю деревню, на дорогу, выходили?» — задал последний свой вопрос Шнурков.
«Да ты что, милок! Зачем я туда? Это сынок мой, Витя — он корову себе в Маевском районе купил, собирается с весны сарай себе сделать, там и будет держать, а пока у меня она зиму побудет — здесь места хватит и для двух коровок».
«А кем Ваш Виктор работает?» — задавая этот не планировавшийся ранее вопрос, следователь никак не ожидал последовавшего ответа: «Да главный ветврач он в Бугровском районе — Виктор Тихонович Мостов».
Когда Шнурков через два часа привез к Александре Павловне Мостовой Петра Зотова, тот, с разрешения хозяйки осмотрев ее коров, не смог сдержать слез радости — одна из них была его, пропавшая месяц назад Венера.
«Звездочка ты моя, Звездочка», — умильно повторял Зотов одно и то же, не находя от волнения других слов. А старушка растерянно смотрела на него, ничего не понимая.
…Задержанный, Виктор Мостов, главный ветеринарный врач Бугровского района, запирался недолго — слишком неожиданным для него было появление сотрудников милиции.
После его рассказа стало понятна долгая удачливость преступной группы, промышлявшей кражами крупного рогатого скота.
Уроженцы соседних деревень, выпускники одного года Бугровской школы, встретились они однажды на вечере встречи выпускников — ветврач Мостов, милиционер Кротов, работник мясокомбината Кровопусков и водитель грузовика Редькин. Когда выпили уже больше, чем по бутылке, и степень откровения спустилась до нижних частей туловища, выяснилось, что всех четверых снедает до икоты общая боль — острая нехватка презренного металла, «капустки», как любовно выразился участковый инспектор Кротов.
Виктор Мостов, разведясь с женой, собирался жениться во второй раз, милиционер мечтал о хорошей квартире в областном центре, водитель Редькин очень хотел поездить на личном «Мерседесе», а работник мясокомбината подумывал о дальних странах.
И всем четверым не хватало их — сердечных, желанных, необходимых — денежных единиц со многими нулями.
Инициатором и вдохновителем преступного бизнеса стал Мостов — не только как главный районный ветврач, но и как главный в новом «деле», продумывавший даже такие мелочи, как усыпление собак с помощью портативного духового ружья. Воровская связка несколько месяцев действовала безупречно и безнаказанно: ветврач наводил и усыплял, милиционер выводил и прикрывал, водитель доставлял, а Кровопусков принимал и разделывал доставленных к нему коров, обеспеченных липовыми справками.
О мощеной старинной дороге хорошо знал сам Мостов, чья мать жила в деревне неподалеку от нее.
И ведь собирались воры, совершив последнюю кражу и получив приличный куш, залечь в «зимнюю спячку», да первый и единственный за все время прокол совершил главарь: его ветеринарная душа победила душу грабителя — живодера, и не решился Виктор Мостов рекордсменку-«голландку» сдать на мясо.
Венера осталась жить, и, благодаря ей и, конечно же, Шнуркову, «коровьи» бандиты оказались в тюрьме.
P.S. Через полгода, вечером майского дня, в холостяцкой квартире следователя Шнуркова раздался телефонный звонок.
«Лейтенант, это Зотов, помнишь такого? Выгляни во двор — подарок там для тебя. И не отговаривайся, что на втором этаже живешь. Это тебе от чистого сердца».
Выглянул следователь в окно и обомлел: прямо на него — снизу вверх — внимательно смотрела симпатичная телочка с большой белой звездочкой на черной морде.
Шнурков хотел сначала возмутиться, потом собрался огорчиться, но, спустившись во двор и увидев поближе черно-пестрое чудо с гладкой атласной кожей, которое приветливо ткнулось ему в колени, растаял: деревенская душа лейтенанта, воспитанная на парном молоке, не выдержала влажных коричневых глаз и мокрого носа — «Ах ты, звездочка моя!» — повторил он слова Зотова.
На следующей неделе в родной деревне Шнуркова все знали, что у его матери, Валентины Михайловны, появилась, наконец-то, после долгого перерыва новая будущая корова под именем «Звездочка» — дочка знаменитой «голландки» Венеры.
Александр Полынкин
2004 год.
Фото by Cepree4.