Радистка по прозвищу Чиж
Летом 1942 года в школу связи на дальневосточный остров Русский прибыло пополнение из Владивостока — полтора десятка молоденьких девчонок. Через полгода им предстояло стать телеграфистками, радистками, телефонистками, а сейчас они примеряли форму — юбки и гимнастерки. Гимнастерки были мужские, длиной до колен. Через два часа девичья команда выстроилась на плацу. Безразмерные солдатские гимнастерки сидели на тоненьких фигурках как влитые: где надо, было ушито, где надо — отрезано. Оглядев пополнение строгим взглядом, командир прогремел: «Все отрезанное пришить!». Девчонки заплакали. Вместе со всеми плакала тогда и Нина Сопина, двадцатилетняя студентка из Москвы.
В сорок первом памятном году
Студенткой Московского химико-технологического института Нина стала за год до войны. Дочь партийного работника из Малоархангельска, умница и отличница, после школы легко поступила на спецфакультет, где готовили военных химиков.
Институтское общежитие находилось тогда возле станции метро «Сокол». Немецкая бомба угодила в него в ночь с 21 на 22 июля 1941 года. Ту ночь Нина запомнила на всю жизнь.
Она возвращалась с курсов ПВХО (противовоздушной и химической обороны), где работала инструктором, учила москвичей тушить «зажигалки». А еще дежурила по ночам на крыше, ходила на институтские лекции и готовила в лаборатории зажигательную смесь — военный химик все-таки. К концу дня обычно валилась от усталости. И тогда, в метро, мечтала только об одном: добраться до своей койки в общежитии и уснуть — даже под вой сирен.
Но в тот вечер пассажиров из метро почему-то не выпустили, перекрыв все входы и выходы. На станции «Белорусская» Нина просидела до пяти утра. А потом, когда разрешили выйти в город и она пешком добралась от Белорусского вокзала до «Сокола», оказалось, что возвращаться ей некуда: общежитие разбомбили. Из всего имущества у Нины остались сарафан, вельветовая курточка и туфли-лодочки — все, что было надето на ней в тот день.
Телеграмма, которую она отправила родителям в Малоархангельск, была короткой — шесть слов: «Сама цела. Вещей нет. Пришлите деньги». И никаких подробностей — военная цензура была строгой…
Осенью Нина засобиралась на родину, в Малоархангельск: наступали холода, а теплых вещей у нее не было. Пошла в деканат отпрашиваться. Институтское начальство предупредило: не вернешься — будешь считаться дезертиром.
Прощание
В конце сентября сорок первого немцы подходили к Орлу, Малоархангельск был прифронтовым городом. Второй секретарь райкома партии Георгий Тимофеевич Сопин собирался отправить в тыл жену и сына, когда из Москвы приехала дочь Нина. Отец уговаривал ее эвакуироваться вместе с матерью и братом, но Нина отказалась: ей надо было вернуться в институт.
И когда безногий конюх увез на подводе Анастасию Федоровну с сыном в Елец, Георгий Тимофеевич каким-то чудом сумел посадить дочь в воинский эшелон, идущий в Москву. Это было 30 сентября, а через три дня немцы заняли Орел.
Тогда, прощаясь с отцом на маленькой станции, Нина не знала, что видит его в последний раз.
Георгий Сопин останется для подпольной работы в немецком тылу. Попадет в руки фашистов, окажется в тюрьме, выживет каким-то чудом и после освобождения Орловщины вернется в родную деревню Валуйки — с искалеченными руками и выбитыми зубами. Потом его будут проверять свои, восстановят в партии, и он уйдет на фронт — добровольцем. Дойдет до Берлина и погибнет перед самой победой — 26 апреля 1945 года. Там, в берлинском пригороде Панков, его и похоронят. Дочь Нина приедет поклониться ему через тридцать лет…
Нам дороги эти позабыть нельзя
В середине октября началась эвакуация из Москвы. Студентов и преподавателей МХТИ должны были вывезти в узбекский г. Коканд, но в последний момент выяснилось: эшелона не будет. Для профессорского состава нашелся один вагон, остальным велели добираться до места самим, как могут.
Нине повезло: знакомые пристроили ее в эшелон, на котором из Москвы вывозили старых большевиков, отбывавших ссылку и каторгу еще при царе. Ехали в дачном вагоне — с деревянными скамеечками. Вагон не отапливался. Паек — хлеб, масло и сахар — выдали на десять дней. «До Коканда как раз хватит», — решила тогда Нина. Ехали больше месяца — только до Алтая: пропускали шедшие на Москву эшелоны с сибирскими дивизиями.
— Как-то раз наш состав остановили прямо в степи, где-то за Волгой, — вспоминает Нина Георгиевна. — Пурга, снег, а нас собрали на митинг: немцев под Москвой разгромили!
А до Коканда Нина так и не доехала, сошла в Кургане. В Алтайском крае жила ее старшая сестра Люба. Несколько дней, в разгар сибирской зимы, девочка в берете, тоненьком пальтишке и калошах, надетых на туфли-лодочки, отыскивала село Малые Бутырки, где Люба работала директором школы. Где на попутке, где на подводе, где пешком, но до Малых Бутырок Нина все же добралась — вконец замерзшая и ослабевшая от голода.
Доброволец
Новый сорок второй год для Сопиных стал почти счастливым: они вновь собрались вместе. Сестры отыскали эвакуированных в Фергану мать и брата, и вскоре те тоже перебрались на Алтай, к Любе.
Анастасия Федоровна увезла с собой в эвакуацию единственное свое богатство — дореволюционную швейную машинку «Зингер». Она и стала главной кормилицей Сопиных. За платьица и рубашки, которые перешивала Анастасия Федоровна для местных жителей, они расплачивались провизией: кто ведро картошки принесет, кто соленых огурцов. Так зиму и пережили.
А весной Нина, работавшая тогда в местном финотделе, поехала в райцентр с отчетом. Там и услышала по радио обращение ЦК комсомола к советским девушкам: комсомолок призывали идти на фронт добровольцами. И Нина тут же побежала в военкомат — записываться в армию.
Вскоре боец Сопина приняла присягу, и воинский эшелон увез ее на…восток. На станции Зима под Новосибирском двенадцать добровольцев в юбках устроили «бунт»: они рвались на передовую, а их везли в тыл. Тогда-то начальник эшелона и объяснил девичьей команде, что теперь они солдаты и обязаны подчиняться приказам.
Так Нина Сопина попала во Владивосток, а оттуда — на остров Русский, в школу связи. В строю плачущих девчонок в отрезанных гимнастерках она стояла в туфельках-лодочках со стертыми деревянными каблуками — тех самых, московских, которые остались единственным напоминанием о прошлой жизни.
«Чижи» на вахте
Через полгода Нина сменила солдатскую гимнастерку на флотский бушлат. Окончив школу связи, она стала радисткой приемного радиоцентра штаба Тихоокеанского флота. В отделении, которым командовала старшина первой статьи Сопина, кроме нее было еще четыре девочки — мал мала меньше. Нина с ее ростом 158 см была самой высокой. Среди огромных бородатых моряков девчонки казались маленькими пичугами — не зря их сразу же окрестили чижами.
В первый же день взрослые бородатые «дяди» сказали девчонкам: «Спасибо вам за то, что вы здесь. Теперь нас отпустят на фронт…». Взамен ушедших воевать мужчин-радистов «чижи» обеспечивали связь штаба флота с базами, со всем дальневосточным побережьем, с подводными и надводными судами и, разумеется, с Москвой. Их оружием были ключ радиопередатчика и телефоны, а боевые задания назывались вахтами.
…Как-то в начале сорок четвертого года в части устроили соревнования по стрельбе. Нина выбила 49 очков из пятидесяти. За отличную стрельбу получила благодарность от командующего флотом и тут же подала ему рапорт — просила отправить в школу снайперов. Ее рапорт командующий передал командиру части. С резолюцией: «Разъяснить!». И Нине разъяснили: наши вот-вот будут в Европе; пока ее выучат на снайпера, война уже кончится. А ее фронт здесь — в маленькой тихоокеанской бухточке.
И война, действительно, скоро кончилась — только не для Нины и ее подруг. После капитуляции Германии Советский Союз вступил в войну с Японией. В те дни «чижам» приходилось особенно туго.
Шесть часов — вахта: прием-передача радиограмм. Потом смена: телефоны передавали с головы на голову, чтобы не пропустить ни звука. Шесть часов на личное время, сон, обед. И снова шесть часов вахты…
Демобилизовалась Нина только в мае 1946-го, через год после Победы.
На родину, в Орел, Нина Георгиевна вернулась в середине пятидесятых. До этого работала на Западной Украине. Потом училась в Москве, в Высшей партийной школе. Там же вышла замуж за Александра Бачурина, родила ему двоих сыновей. С мужем они прожили долгую и счастливую жизнь.
Сегодня ей за восемьдесят, но ее молодая память сохранила едва ли не каждый день из тех военных лет. Она помнит все — имена и звания сослуживцев, названия кораблей, даты и события. И когда она рассказывает о пережитом, годы отступают, и слушатель видит перед собой молоденькую радистку Нину Сопину. Ту самую девочку в отрезанной гимнастерке и туфлях-лодочках, которая шестьдесят с лишним лет назад стала скромным солдатом великой войны — и победила.
Татьяна Филева
Орловская Правда
26.03.2008