Александр Полынкин. Пропавший Веников (детективная история)
В тот вечер Лидия Веникова вернулась домой, как обычно возвращалась с «тусовок» — в 3-ем часу то ли ночи, то ли утра. В общем-то, она не слишком любила все эти рауты, саммиты, приемы, презентации, как новомодно стали называть в их заштатном городишке обычные вечера встреч деловых людей. Не любила Лида их потому, что часа через два — три они превращались в заурядную пьянку (с вариациями), обязательно заканчивавшуюся локальными мордобитиями.
А на каждом втором из таких «сраутов» (прошу, читатель, прощения за Лидино словечко) к ней обязательно приставал очередной пьяный ухажер, требовавший внимания к своей персоне. Иногда Лиде хватало двух-трех энергичных слов, чтобы отбрить не очень галантного кавалера, в другой раз и часа было недостаточно.
Раньше Веникова, как преуспевающая бизнес-леди, на такие встречи всегда ходила с мужем. Но потом убедилась, что ее Сергуня слово «прием» понимает только в гастрономическом смысле: как поглощение еды и питья. И к окончанию многих деловых встреч Лидия вынуждена была осуществлять прием на свою красивую грудь уже основательно растрепанную голову Сергуни.
Через полгода Лидии Марксэновне это надоело, и она как-то, собираясь на очередную презентацию, которая могла закончиться полной прострацией для мужа, решительно сказала — «Все, Сергуня! Ты никуда не поедешь! Сиди дома и смотри телевизор!»
Муж побушевал пару раз, а потом вдруг успокоился и даже оживлялся при очередных сборах Лиды на тусовку.
Она слегка заволновалась, занервничала и однажды устроила Сергуне проверку, вернувшись с какой — то встречи раньше обычного часа на два. Тихонько открыв дверь и пройдя в недавно переоборудованную под евростандарты спальню, нашла мужа в компании — но не девиц легкого поведения, как ожидала, а разнокалиберных бутылок, выставленных по росту: от маленьких стограммовых коньяков до литровых водок — самых разных стран и народов.
Около каждой бутылки стояли рюмки и фужеры — тоже разных размеров, уже наполненные, а Сергуня, сидевший к двери спиной, брал эти посудины по очереди, чокался со своим изображением в зеркале и что-то говорил. Только потом Веникова поняла, что муж желает самому себе здоровья, причем не только на русском, английском и французском (как-никак закончил иняз), но и на каких-то незнакомых Лиде языках.
Ошарашенная бизнес-леди минут 10 наблюдала за процессом, который скоро на ее глазах и закончился. Сергуня сказал «Бай-бай», обращаясь к бутылке виски, и рухнул в кровать, так и не заметив жены.
Недели через две Веникова проверку повторила. Результат был похожим, только на этот раз Лидия Марксэновна сидящим мужа уже не видела — он лежал, но еще протягивал руку к своему любимому виски.
После этого Лидия успокоилась и пару раз для приличия пыталась уговорить мужа закодироваться. Но когда Сергуня простодушно спросил ее: «А чем я тогда буду заниматься?», Веникова задумалась и после пятиминутных колебаний решила, что так будет даже лучше.
Мужа она еще где-то далеко-далеко в глубине души любила, детей у них не было, а к сексу, как удовольствию, всегда была равнодушна.
Процесс делания денег — все больших и больших — занимал все существо ее души. С 8 утра до 6 вечера — офис и родное предприятие, выпускавшее нижнее белье, по вечерам — деловые встречи, с одной из которых и возвращалась сейчас Лидия Веникова домой.
С наслаждением представляя, как станет под душ и отмоет свои руки от липких ладоней очередного приставалы, Лидия Марксэновна достала из крокодиловой сумочки связку ключей (три замка новейших иностранных систем охраняли ее жилище) и только тогда взглянула на бронированную дверь.
Неприятный холодок потек у нее откуда-то от горла к грудной ложбинке, спускаясь все ниже и ниже, к животу, пока не зачесались отчаянно пятки на дне модных туфель — лодочек.
Дверь была открыта, а из дальней комнаты пробивалась узкая, как клинок, полоска бледного, скорее синего цвета.
Городок, где жили Вениковы, славился своей тишиной, даже затхлостью обстановки. И хотя тут вовсю буйствовал в экономике капитализм, но был он какой-то свой, домашний. Об убийствах криминальных здесь знали только из сообщений по ТВ. И потому, хотя у Лидии Марксэновны имелся, как у всякой уважаемой в городке бизнес-леди, охранник, был он скорее для виду и форсу (двоюродная сестра просила своему неудачливому сыну, бывшему студенту, найти местечко потеплее — вот и подрабатывал парень за три сотни баксов у родной тетки).
Охранника-племянника Лидия отпустила еще на презентации (к девушке отпросился). И теперь, стоя у приоткрытой двери, уже приоткрыла рот, думая: кричать или не кричать.
Женщина она была волевая (в отличие от мужа, который и начал-то их общее дело, да потом с панталыку сбился) и решительная.
Решила Веникова, что кричать не будет. Прислушалась. В квартире стояла тишина, в подъезде их единственного в городке элитного дома на 4 семьи — тоже (как-никак, три часа утра).
Затаив дыхание, приоткрыла Веникова дверь и вошла в прихожую, света в которой не было. Щелкнула выключателем, осмотрелась — все, как обычно. Прошла на кухню — гора немытой посуды (Машка-домработница по субботам всегда себе выходной делала — «стерва»), это тоже Лидию не удивило.
Свет, замеченный ею в коридоре, шел из спальни. Туда и прошла Лидия Марксэновна. Первое, что бросилось в глаза — обычное состояние барной стойки: батарея разнокалиберных бутылок, стаканов, фужеров, рюмок, причем почти все — пустые.
А потом пришлось Вениковой вскричать от негодования и ужаснуться — ее всегда аккуратно стоявшие диванные подушки валялись в разных концах спальни, журнальный столик лежал на боку, рядом с разбитым овальным зеркалом, с которым всегда чокался ее муж.
Все стулья тоже не стояли на привычных местах, а торчали ножками в разные стороны. От негодования на такой беспорядок Лидия Марксэновна не сразу сообразила, чего в комнате не хватает. Через пять минут ее прошиб холодный пот: сейф, деньги!
Дрожащими руками отодвинула барную стойку, приложив для этого некоторое усилие, набрала код и облегченно вздохнула: ее «зеленые» лежали тесной кучкой в тех же позах.
Присев на диван, все еще трясущимися руками Веникова налила себе в рюмку из бутылки с французской надписью на этикетке (она знала, что это — «Наполеон»), мелкими глоточками выпила, успокаиваясь.
Взгляд ее побежал по всей спальне, и тут опять в голове сверкнуло: «А где же Сергуня?» Пятнадцать минут находясь в спальне, только сейчас Лидия вспомнила о самом главном содержимом этой комнаты.
В спальне мужа не было. Веникова прошла в зал, во вторую спальню (они с мужем давно спали раздельно), в гостиную — Сергуня отсутствовал всем своим стокилограммовым телом.
Уже сильно нервничая, как и до захода в квартиру, Лидия вернулась в спальню и обшарила ее всю, заглянув даже под кровать. Большой, всегда во сне храпевший, Веников не находился.
«Сергуня! — вначале ласково, — Сергуня! — требовательно, Сергуня!» — зло и громко, на всю спальню, начала звать Лидия мужа (был разок подобный случай с ним).
Сергуня молчал.
В третий или четвертый раз обшаривая спальню, в злости дернула Веникова одеяло, скомкано лежавшее на разобранной кровати, — и закричала от ужаса: кровавые пятна на простыне, как красные фонари, ударили ей в глаза.
Опрометью пробежав спальню, гостиную, прихожую, Веникова выскочила в коридор. Со страху она забыла, что в их четырехквартирном элитном доме каждый подъезд был предназначен только для одной семьи.
Сообразив это через некоторое время, забежала во второй подъезд, судорожно набирая код домофона (ее подруга по бизнесу, Вера Лапина, жила здесь, и они вместе вернулись полчаса назад с «тусовки»).
«Вера, Вера, открой» — забыв о дверном звонке — замолотила в дверь кулаками Веникова.
Открывшая дверь Вера, впустив Лидию в квартиру, минут десять пыталась ее успокоить, прежде чем что-то поняла.
Местная милиция приехала через полчаса. Входить в свою квартиру Веникова с милиционерами отказалась, и потому молоденький лейтенант — вместе с пожилым водителем — сержантом и Лапины (Вера и ее муж Игорь — в качестве понятых) зашли в пострадавшую квартиру без нее.
Когда осмотр был произведен, и стало окончательно ясно, что Веников пропал, а на кроватной простыне — действительно кровь, лейтенант захотел побеседовать с хозяйкой квартиры.
Все еще находясь под влиянием случившегося, но чуть успокоившись, Веникова пыталась рассказать следователю о муже и о себе, но получалось это плохо.
Лейтенант что-то писал. Был он длинный и тощий, форма болталась на нем, как на пугале в огороде.
«Шнурок, настоящий шнурок», — с раздражением подумала Веникова. А когда, закончив опрос Лидии Марсэновны, милиционер спохватился и представился, назвав свою фамилию, бизнес-леди чуть не засмеялась, хотя ей было совсем не до смеха: «Следователь РОВД лейтенант Шнурков».
«И этот Шнурок что-то сумеет найти? Да никогда!».
Простынь Вениковскую отправили на экспертизу, а в спальне, всё сфотографировав, навели порядок. Помогли Лидии в этом Лапины, к которым она и отправилась ночевать, категорически заявив, что пока мужа, живого или мертвого, не найдут — в свою квартиру она ни ногой.
Шнурков, услышав это, заявил, что в таком случае квартиру придется опечатать, что он быстренько и проделал.
Лапины приютили Лидию Веникову у себя, и она была им за это очень благодарна.
Но переживать, сидя у них на квартире, бизнес-леди не могла, да и не умела. Наутро, как обычно, вызвав водителя, поехала в офис. Племяннику-охраннику объяснила, что зарплата его удваивается, но если только она услышит о том, ему куда-то надо, немедленно отправит бывшего студента обратно к матери.
Шнурков же развернул бурную деятельность, тем более, что анализ крови на простыне из спальни Веникова показал: группа там — первая, как у незабвенного Сергуни.
Через сутки лейтенант на совещании у начальника РОВД, докладывая о первых результатах, сообщил, что основных версий — три: первая — убийство на почве ревности, вторая — месть конкурентов вениковской фирмы, и третья — бытовая (убийство после обильных возлияний).
К концу вторых суток проведенные Шнурковым опросы, допросы и поиски свидетелей и подозреваемых, как ни странно, привели к тому, что все три версии получили подтверждение.
Конфиденциальные допросы друзей Веникова выявили наличие у него двух постоянных любовниц, люто ненавидевших друг друга, но каждая из них (по уверениям тех же друзей), вместо того, чтобы уничтожить соперницу, могла и любимого пришить.
В тот злосчастный день, в пятницу, 13-го, одна из них часов в 10 вечера вошла в квартиру Вениковых, а вот как выходила — не видел никто. Правда, поскольку обе любовницы очень похожи, кто именно из них — Люба Ножкина или Лена Ухватова — посетили пропавшего, пока не выяснили.
В подтверждение второй версии говорил тот факт, что за последние полгода на местном рынке из-за рекламного слогана, придуманного Вениковым, разгорелся сыр-бор с конкурирующей фирмой «Телец». Щит с надписью над дверями магазина Вениковых, гласивший: «Только наше белье — самое нижнее, только наше белье — самое нужное и ближнее», был заляпан краскою до неузнаваемости всей фразы.
Веников обратился тогда в суд с иском о возмещении морального и материального ущерба к главе «Тельца» Семену Быбкину, отморозку из отморозков. «Вот и досудился!» — пошли на рынке разговоры шепотком, что Быбкин своих людей прислал, и они Веникова на прутики пустили.
И наконец, третья версия казалась тоже очень вероятной. Николай Столбов, собутыльник Веникова, вернулся домой в тот вечер с разбитой мордой и кровавыми следами на руках.
Когда Шнурков отработал версии по всем трем подозреваемым, то выяснил, что все они приблизительно в одно время (с 22.00 до 23.30) были в доме Веникова — и Люба Ножкина (или Лена Ухватова), и Семен Быбкин (собственной персоной), и Коля Столбов.
Первой допросили официально Ножкину. Вначале она все отрицала, но потом призналась, что в тот день, часов в 10 вечера, она действительно навестила своего хорошего знакомого Сергея Веникова. Никакой любовницей она ему не была — Сергей просто всегда угощал ее своим любимым виски — по старой дружбе (как-никак, одноклассник). А потом вдруг чего-то в нем произошло: потянулся к ней всем телом и обнял решительно. Люба лет десять борьбой занималась и хоть в последнее время переключилась на дела смежные, но навыки кое-какие у нее остались: бросок через бедро она сделала классически — да не рассчитала, наверное. Шмякнулся Сергуня о паркетный пол и затих сразу, а из-под головы кровь брызнула.
Пыталась Люба, перевернув его, в чувство привести, но, как ни билась, ничего не получалось. А потом и пульс пропал. Тут все разумные мысли из головы у Ножкиной вылетели, и она опрометью из квартиры выбежала, даже дверь не закрыв.
Шнурков решил, что главного подозреваемого он нашел. Правда, из рассказа Ножкиной не состыковывались две вещи: кровь была на полу, а оказалась почему-то на простыне, и второе — куда же делось тело Веникова?
Тем не менее, Шнурков задержал Ножкину — (с целью выяснения всех обстоятельств) на 36 часов — решив, что именно она, хоть и нечаянно («убийство по неосторожности») совершила преступление.
Но только отправил лейтенант подозреваемую в камеру, как вдруг в райотдел милиции явился самолично Быбкин и заявил: «Оформляйте явку с повинной! Сергея Веникова убил я!»
По его словам, он приехал к конкуренту в 22.30 для утряски возникших на почве бизнеса разногласий («забили стрелку» заранее). Дверь была открыта, и Быбкин вошел, не звоня, потому что услышал голос Веникова.
В спальне он обнаружил ругающегося матом в три этажа Сергуня, который, стоя на коленях, вытирал тряпкой кровь с пола. Когда Веников услышал шаги и поднял голову, Быбкин заметил, что кровь у него и на лице (текла из разбитого носа, капая на паркет).
«А, Семен! — вполне трезвым голосом сказал Веников. «Представляешь, что сделала, стерва, а ведь я только пошутить хотел. Чуть жизни не лишила — так шандарахнула, что сознание потерял. Не сбежала бы — убил бы, точно». «И кто эта стерва?» — с интересом спросил Быбкин. Веников подробно все рассказал, стер с пола начисто все оставшиеся пятна, бросил тряпку в ведро и вышел в ванную.
Вышел оттуда с полотенцем, вытирая руки и лицо. Крови на нем уже не было.
«Ну, ладно, разберусь с ней. Садись — побазарим».
Очень быстро уговорив бутылку водки «Немиров» (Быбкин не признавал коньяков и виски), конкуренты урегулировали разногласия, возникшие на почве нижнего белья, и решили открыть украинскую горилку с перцем (как выяснилось, оба ее уважали), да, видно, день этот совсем был неудачным для Веникова.
Горилка оказалась под замком в баре, а дверца его, прочная, дубовая (Лиде, жене, на заказ сделали) открываться без ключа никак не хотела. Веников пришел в ярость, бутылки внутри бара тряслись, но дверь не поддавалась. Быбкин захотел помочь, благо, опыта с открыванием замков без помощи ключей у него было достаточно. Но, когда он, отжимая замок, с силой дернул дверь, придерживая сам бар, эта дверь с такой же силой ударила по лицу Веникова, который стоял, наблюдая за работой профессионала.
Сергуня отлетел к разобранной кровати и затих. Из разбитого во второй раз носа потекла кровь, обильно окрашивая простыню.
Быбкин был отморозок из отморозков, и на его совести лежала не одна загубленная душа, но чтоб так…
Веников в сознание не приходил — и Семен растерялся. Звонить в милицию — глупо! Стерев, по мере возможности, свои отпечатки и набросив одеяло на лежащего без движения Веникова, Быбкин квартиру покинул, оставив дверь открытой.
Однако на следующий день, поразмыслив, взвесив все «за» и «против», все-таки пришел в РОВД.
Шнурков посадил в камеру и Быбкина. Однако этим задержанием дело Веникова не закончилось.
Допрос Николая Столбова в тот же день выявил совершенно невероятные факты. Постоянный собутыльник Веникова заявил, что он, уже хорошо поддав, явился к Сергуне где — то около 11 вечера.
Дверь была открыта, а в спальне раздавался чей-то громкий мат. Столбов, зайдя в спальню, застал там сидящего на кровати Веникова, прямо из горлышка что-то пьющего. Лицо его было все в крови. Судорожно отхлебав полбутылки, Сергуня с дрожью в голосе рассказал Столбову подробности несчастного для себя вечера.
«Представляешь, и оба меня бросили», — чуть не плача, закончил он.
«Да ладно, Сергунь, жив же все — таки, давай выпьем». Они допили эти полбутылки, потом еще одну — водки, и спиртное вдруг в баре закончилось. Веников порыскал в спальне — пусто. Потом он сказал Столбову: «Ладно, Колюнь, не горюй! Сейчас достанем». И направился к кровати…
Столбов уже с затуманенными глазами следил за ним — и минут через пять отключился, заснул, ударившись головой о стол.
Сколько времени прошло, он не помнил, но проснулся в той же позе и почти трезвый — с жаждой выпить.
«Сергуня, Сергуня!» — Веников молчал. Обойдя все комнаты, Столбов никого не обнаружил. Вернувшись в спальню, подошел к кровати и сдернул одеяло. Кровавые пятна ударили в глаза. Отшатнувшись, зачем — то потрогал Столбов пятна рукой и тут же отдернул ее обратно.
Забросив одеяло на кровать — так, чтобы пятна были закрыты, шатаясь от спиртного и переживаний, Столбов буквально выполз из квартиры Веникова. Как добрался до дома — Николай уже не помнил. По распоряжению Шнуркова его сразу же отправили в третью камеру.
Заканчивались третьи сутки расследования, а ясности у Шнуркова не было никакой. Заснул он в тревоге и в ожидании неприятностей, а на утро вдруг решил заехать в офис Вениковой:
«Лидия Марксэновна, Вы за эти трое суток домой заходили?»
«Да Вы что?» — отшатнулась бизнес-леди. «Собирайтесь, поедем к Вам».
«Зачем?»
«Надо еще раз осмотреть квартиру вместе с Вами — вдруг обнаружатся дополнительные подробности?».
Приехали к дому, подошли к квартире. Шнурков снял печати, Лидия Марксэновна открыла дверь своими ключами, и следователь решительно двинулся в спальню.
Здесь все было, как и трое суток назад, только присутствовал какой-то странный запах. «У Вас что, туалет неисправен?» — поинтересовался Шнурков. «Какой туалет в спальне?» — недоуменно ответила бизнес-леди, но и сама почувствовала действительно соответствующий запах.
Но это была единственная странность. Как ни пытался Шнурков найти что — то, имевшее отношение к пропавшему Веникову, никаких улик обнаружить не удалось.
Прошел почти час безрезультатных поисков, и лейтенант уже сказал Лидии: «Ну что ж, уходим!», как вдруг они услыхали какое-то журчание, и туалетный запах усилился.
Шнурков бросился к туалету — ничего, вернулся в спальню, заглянул в каждую щель — пусто.
Стал двигать мебель, и вдруг услышали они с Вениковой стук откуда-то с низу, потом все более громкий. Отодвинул лейтенант широкую кровать в сторону и обнаружил дверцу на полу, закрытую на хитроумную защелку.
Когда эту защелку Шнурков открыл, дверцу приподнял и наклонились они с Вениковой, чтобы вниз посмотреть, в нос им ударил такой специфический запах, что отшатнулись оба так, что чуть не упали.
А из подполья вдруг выполз отощавший за три дня, обросший и сильно пахнущий, но живой Веников.
«Сергуня!» — бросилась было к нему Лида, да остановилась, не решившись обнять. «А ну-ка, марш в душ, Веников! А потом расскажешь, как ты здесь оказался».
Пока Сергуня отмывался, Веникова вызвала домработницу, Машу, которая три часа драила и чистила подполье, оказавшееся тайным баром Веникова.
Когда Сергуня стал злоупотреблять спиртным, и Лидия Марксэновна ограничила количество бутылок в баре, то Веников однажды, пока жена в офисе была, вызвал специалиста и объяснил ему задачу. Тот и сделал тогда подземный тайничок — с неплохим баром, хитроумно спрятанным прямо под его кроватью, стоило ее чуть отодвинуть.
В тот злополучный день, когда при посещении Столбова спиртное у них закончилось, решил Веников в свой тайник спуститься, да сил не рассчитал — упал вниз, а хитроумная защелка возьми, да закройся.
Упав вниз, отключился Сергуня на несколько часов. И когда очнулся, сначала не сразу понял, где он. А когда понял — кричать начал, громко, а потом все тише и тише. К концу третьего дня голос у него пропал совсем.
Еды в баре не было, туалета — тоже, силы поддерживал коньяком — к водке не прикасался. Так и готовился уже помирать — да Шнуркову спасибо, выручил!
После событий этих бар свой подземный заколотил Веников наглухо, пить совсем перестал — и к полноценному бизнесу вернулся.
Александр Полынкин
2004 год