Портной

Деревеньки бусами были рассыпаны по пригоркам. По ним ходил портной. Позже вспомнили, что его вид был неприятный: портной был высок, худ, с крючковатым носом и темными глазами. Но поначалу портного любили: он работал споро, аккуратно, шил девкам и бабам кофты и юбки, мужикам пиджаки и рубахи. Человеком портной был неприметным, тихим, кому шил, у тех и жил.

Особенно привечал портного Прокофий Кузьмич Ливенцев, любивший вести с ним долгие беседы. Прокофий Кузьмич был хлебосольным и гостеприимным, его дом был открыт для всяких побирушек. В праздники, прежде чем семья сядет за стол, Наталья, жена Прокофия Кузьмича, должна была кормить нищую братию пирогами и топленкой. Прокофий был веселым, где он — всегда шутки и смех, но нравом обладал крутым, чуть что — вспыхивал порохом.

Портной гостеприимством Прокофия Кузьмича злоупотреблял. Наталья свое недовольство прятала, против мужниного желания не шла, помалкивала. Хотя замечала, что портной человек не простой, с чудинкой, верил в приметы, часто указывал Наталье, что на ночь на столе ничего оставлять нельзя, но она отмахивалась, а иной раз и назло не убирала посуду.

Как-то ночью Наталья проснулась от шума. Ей показалось, будто шумит и бурлит вода, бьют по ней невидимые крылья. Наталья испугалась, но все же встала, обошла хату. Было тихо и спокойно, за печкой стрекотал сверчок, посапывали дети.

Утром Наталья рассказала о ночном происшествии мужу.

— Сколько раз тебе говорил, чтоб на ночь не оставляла воду открытой, — встрял в разговор портной.

У Прокофия Наталья была второй женой. Первая умерла, осиротевшим детям Наталья стала настоящей матерью, с первого дня они ее звали мамой. У Натальи родилась дочка Катюша . Она была хороша и необыкновенно разумна. В год и три месяца уже бойко разговаривала. Нравилась Катюша и портному.

— Я ее перекрещу, Прокофий Кузьмич, — повторял он, — как есть перекрещу.

Церковь в соседнем селе давно стояла пустая и онемевшая. Службу в церкви справляли сами ангелы. Ведь не врал сторож, охранявший зерно, ссыпанное на добротные доски, что по ночам он слышит звон давно сброшенных и вывезенных колоколов.

Чтобы перекрестить ребенка, нужно было ехать далеко, из-за каждодневных крестьянских забот Катюша оставалась некрещеной.

…Стояла летняя пора. Семья собралась за обедом. Наталья уехала на несколько дней к родственникам в Москву. Катюшка сидела за столом, мусолила кусок хлеба. Портной посмотрел на девочку и опять сказал:

— Как хочешь, Прокофий Кузьмич, а я твою дочку перекрещу.

На слова портного никто не обратил внимания. Старшие дочери взяли Катюшу и пошли через луг к копани. По пути девчушка приотстала. Только что прошел дождь, трава была влажной, Катюша поскользнулась и упала лицом в лужицу, скопившуюся в небольшой ямке. Воды в луже было всего на сантиметр, но малышка больше не поднялась. Вскрытие показало, что Катюша вдохнула тину, которая сразу преградила доступ воздуху.

В случившемся Прокофий Кузьмич обвинил портного. Как позже рассказывал сам Прокофий, он обратился к бывшему квартиранту с такими словами:

— Вот, милый товарищ, я тебя поил, кормил, а ты такое учудил, убирайся из моего дома.

Но, знавшие буйный нрав Прокофия не сомневались, что гроза бушевала нешуточная и портному крепко досталось.

— Что ж, и на том спасибо, хозяин, — ответил портной. — А я за доброту твою гусей у тебя пересчитаю. Будут, будут у тебя гуси водиться.

Покофий велел старшей дочери присматривать за «колдуном», как он теперь называл портного, кабы гусей не потравил. Ливенцевы держали огромное стадо, гусей 70-80.

— Гуси-лебеди идут, — встречал своих красавцев Прокофий Кузьмич.

Портной спустился в лощину. Сел у колодца, набрал каких-то стеклышек, камешков и перебирал их, перекладывал с места на место. Потом поднялся, подхватил свой узелок и пошел дальше по деревням шить хозяевам одежду.

С того дня у Прокофия Кузьмича начали дохнуть гуси. Осталась ровно половина, словно стадо по счету поделили.

Наталья приехала из Москвы, а вместо ненаглядной дочурки ее встретил могильный холмик.

«Я думала, что никогда ни смеяться, ни улыбаться не буду», — рассказывала она своей второй дочери, названной в честь первой Катюшей.

От этой Катюши, Екатерины Прокофьевны, теперь уже бабушки, я и узнала эту историю.

Маша Никитушкина