Как орловский губернатор по пьяному делу чиновника уволить не смог
Генерал-губернатор смоленский и орловский Николай Репнин в полдень 24 августа 1780 года получил бумагу, прочитав которую, пришел в совершенное негодование.
Орловское наместническое правление сообщало сиятельнейшему князю, что Малоархангельской округи земский исправник Волчков не заслуживает наказания за совершенный им проступок. Между тем генерал-губернатор в своем послании правлению настаивал на предании Волчкова суду за «преступное бездействие». Чем же «дряхлый старик» (земскому исправнику было уже за 70) не угодил Репнину?
История, длившаяся до этого разбора уже год, началась в селе Дросково Малоархангельской округи. Село стояло на почтовом тракте из Малоархангельска в Ливны, имело торговую лавку и почтовую станцию. Была в Дросково и единственная на несколько ближайших населенных пунктов питейная контора. С утра до вечера в питейном заведении толпился народ. Шестеро дюжих целовальников по знаку поверенного без устали вытаскивали на свежий воздух бесчувственные тела.
Протрезвевшие на холодке через час-другой посетители (у которых оставались еще какие-то деньги) снова заходили в питейную контору. Других, еще «теплых», бездвижных, принимали стоявшие у дверей жены (им вход в заведение был запрещен). Некоторые из баб, обыскав карманы своих кормильцев, тут же, не стесняясь, таскали их за бороды. Третьи, проспав до утра, на негнущихся ногах плелись с больными головами, без гроша в кармане, по направлению к дому. Так и текла размеренная жизнь этого злачного заведения, пока вдруг у одного из посетителей питейной конторы, мужика не сильно пьющего (он позволял себе чарку-другую лишь по воскресным дням да престольным праздникам), не завелся червь сомнения, который точил его каждое посещение конторы.
Звали этого мужика Родион Енин. Односельчане уважали его за грамотность, честность, и был он выборным села Дросково (депутатом сельсовета, как сказали бы сейчас). Показалось Енину, что поверенный дросковской питейной конторы Иван Корякин жульничает с вином. Шкалики и чарки, которые целовальники продавали во второй половине дня, были открытыми. Правда, Енин заметил, что такого рода посуда почти всегда выдавалась уже сильно выпившим посетителям. Родион пару раз попробовал вино из таких шкаликов и чарок и понял, что оно разбавлено водой. Но те, кто пил его, это не замечали — степень опьянения у них уже была соответствующая.
Подошел Родион как-то к поверенному Корякину и попробовал его усовестить: «Что же ты, Ванька, али совести совсем нет — мошну свою набиваешь так-то?» Взбеленился Корякин и послал Енина очень далеко. Но Родион — мужик казенный, не крепостной, горлом его не возьмешь. Отправился он к коронному поверенному Заикину (тот Корякина на работу принимал). Рассказал Енин все, сомнения свои высказал, а Заикин ему: «А тебе прибыль с этого какая? Правду ищешь? Не найдешь ты ее тут». Понял Родион, что коронный поверенный с Корякиным заодно (да слухи ходили, что часть «пьяных» денег Заикин получает от Корякина еженедельно). Написал тогда Енин (как выборный села Дросково) прошение Малоархангельской округи земскому исправнику Волчкову, в котором просил приехать и разобраться в делах питейного заведения.
Прошел месяц, второй, третий — не приехал Волчков в Дросково и ответа на прошение не дал. Уговорил Енин нескольких дросковских мужиков, кто потрезвее, помочь ему поймать Корякина за руку, когда тот вино разбавленное в шкаликах и чарках продаст. После двух скандалов затаился Корякин на неделю, вино целовальники запечатанным стали подавать — мужики пьянее обычного от него были и денег меньше тратили.
А 19 августа 1779 года, в воскресный день, зашел Енин вместе со своими помощниками-однодворцами в питейную контору. Взяли по шкалику, но выпить не успели. Подскочили к ним мордовороты-целовальники, сначала Родиона Енина, а потом однодворцев дубинами по головам угостили и веревками пеньковыми руки повязали. А вот что потом случилось, описали в донесении генерал-губернатору князю Репнину его подчиненные: «Целовальников было шестеро. Из них четверо держали наказываемого, а двое секли в два кнута. Тиранство это успел остановить приехавший в контору один из тех же служащих у коронного поверенного в то время, когда иссеченного уже Енина переворотили было вверх животом для дальнейшего наказания. Страшно было смотреть на наказанных, не надеялись, что они останутся живы. Но только выборный (Р. Енин) от того бою в пятый день и умер»…
Малоархангельский земский исправник Волчков, когда ему сообщили о сем деле, долго не мог решить, что делать и как. И когда он, наконец, прибыл в Дросково, Корякин от суда скрылся. Целовальников арестовали и отправили в Малоархангельск. Местные стражники с ними особо не церемонились, и пока шло производство дела, трое из шести целовальников умерли в тюрьме. Оставшихся в живых уголовная палата приговорила к 50 ударам плетьми каждого и взысканию с них в пользу оставшихся в живых однодворцев по два рубля. Во время жестокого наказания умер еще один целовальник.
Когда исправник Волчков стал выяснять, кто такой Корякин и как ему доверили питейную контору, обнаружилось, что коронный поверенный принял его на работу без паспорта и за взятку. По законам тогдашним судить коронного поверенного мог только сенат, и поэтому уголовная палата отправила дело в Санкт-Петербург. Князь Репнин лично проследил, чтобы штраф не был маленьким: 25 рублей для того времени составляли солидную сумму. Но самый главный преступник — бывший поверенный питейной конторы Корякин так и не был найден.
Когда смоленский и орловский генерал-губернатор познакомился с подробностями, то решил, что только из-за земского исправника Волчкова злоумышленник сумел скрыться — время-то было упущено. Князь Репнин обратился с посланием к Орловскому наместническому правлению о примерном наказании того, кто проявил «преступное бездействие». Но ответ из Орла лишь вывел его из себя.
Репнин, конечно, догадался, в чем дело. «Дряхлый старец» Волчков многие годы подкармливал начальников в Орле, и они не оставили в беде исправника. Генерал-губернатор не мог отменить решение наместнического правления, однако и проглотить «ежа» он не желал. Потому, скрипя зубами, князь отправил в Орел второе послание: «Понеже он (Волчков) по старости лет и дряхлости не может отправлять должность исправника, то чтоб в оной впредь еще какого упущения не последовало, наместническое правление имеет приказать выбрать на его место другого предписанным в законе порядком».
15 июня 1781 года Николай Васильевич Репнин был назначен генерал-губернатором смоленским и псковским, а управление орловским и курским генерал-губернаторством было поручено князю А. Прозоровскому. Когда Александр Александрович летом 1782 года знакомился с городами губернии, то выяснил, что наибольшие «непорядки и неустройства» среди земских начальников у малоархангельского Волчкова. Узнав, что Волчкову уже исполнилось 72 года, Прозоровский приказал уволить его со службы.
Князь был очень суровым человеком, не терпевшим неподчинения. Но проследить за карьерой Волчкова не успел — сам ушел со службы в конце декабря 1783 года. Между тем только губернатору-иностранцу Францу Кличке удалось в 1785 году «уволить от всех дел за болезнями с произведением ему по смерть полного его нынешнего жалованья» исправника Волчкова.
Ну а душегуб Корякин — что ж, вполне возможно, он преспокойно занимался в это время своим любимым питейным бизнесом в одной из соседних губерний.
Александр Полынкин
Фото автора