Фомкины из деревни Елизаветиной
В солнечный осенний день 14 октября 2008 года, как раз в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, хоронили в Глазуновке Зинаиду Дмитриевну Медведеву. Вышли провожать её в последний путь хорошо знавшие умершую соседи по дому №15 по улице Советской и многочисленные родственники из Глазуновки и Малоархангельска. Своих детей покойной Бог не дал, с мужем она давным-давно развелась, жила только работой (большую часть жизни трудилась в финотделе Глазуновского райисполкома, откуда и ушла на пенсию с должности заместителя заведующего райфо), но близких людей из большого и дружного семейства Фомкиных, к которому Зинаида Дмитриевна с рождения принадлежала, у закончившей свою земную жизнь жительницы посёлка Глазуновка, всегда было достаточно. И эти родственники собрались, чтобы проститься с Зинаидой Дмитриевной по-человечески.
Моя жена, Татьяна, — из этого же семейства Фомкиных, поэтому иногда мы встречались с покойной. До последних дней жизни (а ей в 2008 году исполнилось 85) у Зинаиды Дмитриевны оставались хорошая память и образная, красочная речь. Однажды мы с ней долго разговаривали о прошлом, и то, о чём вы прочтёте дальше, это, в основном,— из её рассказа, дополненного некоторыми архивными сведениями.
Итак, в самом конце XVIII века одна малоархангельская помещица, фамилия которой растворилась во времени, но зато осталось известным имя – Елизавета – обменяла одну из своих охотничьих собак на пять семей крепостных крестьян, принадлежавших брянскому помещику Коккореву, и поселила их на территории Малоархангельского уезда, на землях вдоль речки Неручи.
Так было положено начало владельческой деревне, получившей название Елизаветина (Елисаветина – так писали тогда). Это было основное, главное имя деревни, но частенько и сами елизаветинцы, и соседи их называли населённый пункт ещё и Коккорева (что время от времени вызывало путаницу).
Согласно данным «Списка населённых мест по сведениям 1866 года» (Орловская губерния), в деревне имелось тогда 27 дворов и проживало 223 жителя. В XX веке, перед самой коллективизацией, число дворов в Елизаветиной превысило уже 50, а жителей насчитывалось 276 человек.
Было среди них несколько семей, носивших фамилию Фомкины – все близкие родственники. Предок их происходил как раз из числа тех крепостных, которых барыня Елизавета у брянского помещика на собаку обменяла.
У Петра Фомкина, продолжателя рода, и его жены Пелагеи, кроме дочерей, родилось четыре сына: Дмитрий, Андрей, Сергей, Илья. Они и положили начало многочисленному, разветвлённому семейству Фомкиных.
До 20-ых годов XX века все они жили в родной деревне, крестьянствовали – особым богатством не отличались, но и не бедствовали. В период столыпинских аграрных реформ женился старший из сыновей, Дмитрий, и у него один за другим родилось три сына – Сергей, Андрей и Иван.
В 1915 году призвали Дмитрия Фомкина в царскую армию (не было тогда никаких отсрочек по причине многодетности – А.П.). Ушёл он – и как будто сгинул: три года не было у родных никаких известий о муже и сыне.
Именно в эти трудные годы проявилась черта, которая и в последующем отличала всех Фомкиных,— постоянное внимание к своим близким, оказавшимся в беде. Брат Дмитрия, Андрей, у которого своих детей ещё не было, помогал жене брата и племянникам управляться по хозяйству. Это, тем более, оказалось необходимо, потому что глава рода, Пётр Фомкин, скоропостижно скончался от тяжёлой болезни. Его жене, Пелагее Афанасьевне, невестке и внукам жилось эти три года очень нелегко, и помощь им пришлась к месту.
Дмитрий Петрович Фомкин вернулся домой в 1918 году, уже после двух революций. Рассказал, что в плену у немцев был, языку их немного научился (по крайней мере, понимать по-немецки стал хорошо). Брату Андрею, узнав о делах, спасибо сказал за заботу, а тот отмахнулся: «А как иначе?»
В годы гражданской войны уже в Красную Армию призвали Сергея Петровича Фомкина. Воевал он честно, служил добросовестно, а когда его в «органы» направили,— в Москве обосновался, да так осел крепко, что семье своей, остававшейся в деревне, решил помочь избавиться от лишних ртов. К этому времени младший брат Илья уже женился, двух детей имел, вот его-то семью и позвал к себе в Москву Сергей Петрович.
Так к концу 20-ых годов XX века двое старших братьев Фомкиных в Елизаветиной продолжали хозяйствовать, а двое младших в Москве обосновались.
Пелагея Афанасьевна Фомкина вплоть до начала коллективизации считалась главой всего большого хозяйства и двух своих взрослых, женатых и с детьми, сыновей отделять не хотела (хотя для деревни это было удивительно: у Дмитрия уже шестеро ребятишек имелось, и у Андрея родилось трое).
Когда в деревне коллективизация началась, то кто-то из «очень умных» местных партийцев решил раскулачить Фомкиных. Отобрали у них одну корову из имевшихся двух и одного же поросёнка (тоже из двух в наличии). Не хотели местные проводники линии партии задумываться о том, что эти две коровы и два поросёнка кормили пятерых взрослых и десятерых детей огромного семейства.
Хоть и неграмотная была Пелагея Афанасьевна, да смогла сыну Сергею, работавшему в Москве в НКВД, сообщить о своём горе. Сергей Петрович, не боясь за себя и карьеру, обратился в Центральный комитет Коммунистической партии, описал ситуацию, и – что само по себе было неким чудом – из Москвы в Малоархангельск вскоре пришла депеша: «Вернуть Фомкиным корову и поросёнка!»
Корову «раскулаченным» возвратили, а вот поросёнка местные реквизиторы уже съесть успели. Напуганные, боясь наказания, местные партийцы умоляли Андрея Петровича Фомкина записку написать, что они, мол, всё отобранное получили обратно. Пожалел их Андрей Петрович (корову-то, как-никак, вернули, чёрт с ним, с поросёнком!).
Так фамильная черта Фомкиных – выручать друг друга – помогла в большой беде.
Вообще-то, если говорить в целом о других способностях всё увеличивавшегося перед Великой Отечественной войной рода Фомкиных, то их всегда отличало умение, которое в русском народе называлось и называется «мастер – золотые руки».
Дмитрий Фомкин, к примеру, ещё и до призыва в царскую армию, многое по хозяйству (кроме ухода за землёй) умел делать: и штукатурил, и бондарничал, и плотничал. А когда из немецкого плена возвратился, то через некоторое время увидели сначала соседи, а потом все односельчане чудо невиданное: настоящий деревянный, да ещё обитый железом и покрашенный туалет (у местных жителей до этого отродясь туалетов не бывало. Кстати, когда в 1941 году деревню Елизаветину оккупировали фашисты, то им фомкинский туалет так приглянулся, что они его для своих больших и малых нужд стали использовать – А.П.). А в доме у Дмитрия Петровича пол имелся деревянный и тоже крашеный (при всеобщих земляных полах это вызывало уважение и зависть односельчан).
Сады посадили оба Фомкиных – и Андрей, и Сергей Петровичи, а потом и пчёлами обзавелись. Бедно жила наша деревня до войны, не лучше других – и елизаветинцы в своём колхозе «Память Ильича», а пчёлки хоть немного, но помогали питанием и живыми деньгами.
Когда началась Великая Отечественная война, призвали в июне-июле 1941 года в Красную Армию сразу четверых Фомкиных – Андрея, Ивана (детей Дмитрия Петровича), Леонида и Дмитрия (детей Ильи Петровича). Из четверых в живых остался только один Иван («Судьба!»— как любил потом он говаривать).
Леонид Ильич и Дмитрий Ильич погибли где-то под Ленинградом, а Андрей Дмитриевич Фомкин пропал без вести в мае 1943 года.
Когда в феврале 1943 года части 148 стрелковой дивизии освободили деревню Елизаветину, призвали на фронт и ещё двоих Фомкиных – Сергея Дмитриевича и Николая Андреевича. Им повезло – оба остались живы. Николай Андреевич дошёл до Германии, где и встретил день Победы. Сергей же Дмитриевич, призванный в горячке первых дней освобождения (он почти не видел одним глазом), попал в пехоту, воевал вторым номером станкового пулемёта и в родном Малоархангельском районе получил тяжёлое ранение в руку. После госпиталя двигательная активность к передней конечности в полном объёме так и не вернулась, и признанного инвалидом Сергея Фомкина комиссовали, признав негодным к военной службе.
Итог войны для семейства Фомкиных – трое погибших и пропавших без вести, один – инвалид, двое возвратились живыми и не искалеченными (в настоящее время никого из них, к сожалению, в живых не осталось).
Саму деревню Елизаветину гитлеровцы сожгли почти полностью. Среди прочих, сгорел и деревянный дом одной семьи Фомкиных, а кирпичный дом другого семейства был фашистами взорван. Так что, когда хозяева окончательно вернулись к родным пепелищам, жить им пришлось в блиндажах.
Копали, пахали, сеяли, жали, носили зерно для посевной – жили трудно и голодно.
Два вернувшихся домой фронтовика – Сергей Дмитриевич и Иван Дмитриевич Фомкины были (по очереди) председателями в своём колхозе «Память Ильича», а все остальные члены их семейств работали там, куда пошлют. Работали, не покладая рук, восстанавливая разрушенное хозяйство – и восстановили!
Но так получилось, что вскоре после трагической смерти Ивана Дмитриевича Фомкина стали понемногу, постепенно разъезжаться Фомкины из родных мест. «Судьба!» — так сказал бы сам Иван Фомкин. Сестре Зинаиде поведал он однажды фронтовую историю, которая произошла с ним и с его другом.
Плохо у них, стоявших на передовой, было той зимой с питанием, а тут на их глазах, во время артобстрела, убило снарядом лошадь, привозившую полевую кухню. Кинулись они с товарищем к лошади – так захотелось мясом поживиться, да обстрел ещё с большей силой продолжился. Иван сразу в траншею лёг и другу скомандовал: «Ложись!». Но тот решил до блиндажа добежать и в нём спрятаться. До блиндажной двери добежал и за ручку уже взялся, как вдруг лбом в эту дверь и ткнулся: большой осколок вонзился ему в спину. Смерть была мгновенной – «Судьба!»
Прошедший всю войну Иван Фомкин зимой, году в 1954 или 1955-ом, спешил по колхозным делам из Елизаветиной в Малоархангельск. Испугавшаяся чего-то лошадь вдруг понесла. Пытаясь успокоить её, Иван спрыгнул с саней и попытался остановить животное, но был буквально проткнут санной оглоблей. Тоже судьба!
Разъехались Фомкины из Елизаветиной – в соседние деревни, в Малоархангельск, в Глазуновку, в Москву. Нигде не затерялись – всюду смогли и на хлеб заработать, и себя показать. Самым известным из Фомкиных стал Александр Ильич – заслуженный художник РСФСР, профессор, кандидат искусствоведения, преподаватель Московского государственного художественного института имени В.И.Сурикова (помнишь, читатель, «золотые руки» Фомкиных?). В 60-80-ые годы XX века он частенько приезжал в родную деревню – «на натуру» и набраться творческих сил. Провожал его всегда в Елизаветину из Глазуновки Николай Андреевич Фомкин – мой тесть, сохранявший самую тесную связь с родиной: в старом сарае, сохранившемся с 50-ых годов, он зимой держал несколько ульёв (к занятию пчёлами его ещё до войны приучил отец, и Николай Андреевич в последние годы жизни увлёкся пчёлами очень серьёзно).
Нет теперь в живых Александра Ильича Фомкина, скончался и намного раньше, чем сам предполагал, мой уважаемый тесть. И только что ушла из жизни Зинаида Дмитриевна Медведева (Фомкина) – последняя из старой когорты трудолюбивого и надёжного для всех его членов семейства.
А родовое место в деревне Елизаветиной с недавних пор снова обрело хозяев – там устроил себе дачу один из проживающих в соседнем Малоархангельске Фомкиных.
И это правильно: надо всегда возвращаться к своим корням!
Александр ПОЛЫНКИН
* Название деревни Елизаветина я всюду пишу так, как это делалось в XIX веке – в женском роде – А. П.
Я с удовольствием прочитала про братьев художника Фомкина Александра Ильича, но ведь у Александра Ильича были ещё и три сестры: Фомкина Прасковья Ильинична, Фомкина Александра Ильинична и Фомкина Мария Ильинична( ныне покойные), а так же про племянников Александра Ильича, которые живут в Москве и сейчас…
Елена!
Присылайте материал, с удовольствием разместим.