Home » Культура

Бобыль. Леонард Золотарёв. Рассказ.

16 февраля 2022 Нет комментариев

Леонард Золотарев. 2011 год.

У нас в районе прошла неделя советской литературы. Перед тружениками города и села выступали орловские литераторы — члены Союза писателей СССР прозаик Леонард Золотарев, критик и поэт, кандидат филологических наук Александр Логинов, поэт Виктор Рассохин. Они побывали на Опытном машиностроительном заводе, в райобъединении Госкомсельхозтехники. автотранспортном предприятии, выступили перед участниками зонального совещания библиотечных работников, работниками узла связи, передвижной мехколонны и в других организациях. Писатели-орловцы посвящали свои выступления памятной дате — освобождению Орловщины от немецко-фашистских захватчиков. Сегодня по просьбе редакции мы публикуем их произведения.
29.07.1980

Автобус мягко вкатился в березовую аллею. Багряные листья заполоскали по ветровому стеклу, внутри как-то позолотелo. Бодров плотнее обхватил медвежьими лапами руль, подумал устало «Вот бы детишек куда…»

Все мальцы нему, липли как мухи. Добро бы приваживал чем, сластями какими или придумками, так нет же, в карманах его вместо конфет вечно гремела всякая железная всячина, а от самого словом лишним за день, бывало, не разживешься.

Правда, раз году, когда профсоюз производил его за подходящий рост в деда Мороза, Бодров преображался: пересыпал свою неуклюжую речь наспех выученными прибаутками, путался в разных побасках, выкопанных из старых журналов, и, не дождавшись конца, уходил за кулисы вытереть пот со лба: трудно давались ему эти елки. Из-за них да еще из-за всегдашней бодровской угрюмости так и присохла к нему кличка «Мороз». Придумают же…

Сегодня в автохозяйстве получка, из конторы Бодров отправился с шофернею в столовую, будет угощать всех заядлым «сучком», распалившись, обдумывать вслух нескладную свою судьбину, петь тягучие, как медовая брага, старинные песни.

В предчувствии этого его тянуло на разговор, но пассажиры попались не больно речистые всего-то слов от них, что бурчат на ухабах да ухватистей обжимают плетушки с антоновкой.

С тех пор, как вернулся с Донбасса, Бодров на этом маршруте впервые и потому с интересом смотрит на деревушку, вынырнувшую из-за поворота. Возле колодезного журавля «голосуют» школьники. «Третий-четвертый класс, — определяет Бодров. — Небось, в Кострово ездят».

Автобус, пискнув тормозами, останавливается.

— Грузись, шрапнель, — строго командует Бодров и хитро щурится: — С двойками, чур, не беру.

Передний мальчишка пятится, прячется за спины, принимается что-то запихивать под рубаху. «Ну и шустер, — примечает Бодров. Вылитый Колька… У конопатый…»

Чем-то больным и давнишним пахнуло в бодровское сердце. Эх, не встречать бы мальчонку этого, не сбивалась бы память на своего, родного Кольку. Вот с таким малолетком-ясенем, ясноокоим да крапленым, приезжала его Настюха к военкоматовским коновязям, когда загремела война. Обмирала на его плече, чуяла, не свидеться больше… Так вот и мыкается он, солдат, с войны бобылем, живет неприкаянным человеком. Сына даже не пощадили, сволочи…

— Ты чего, Колька? — очнувшись, окликает Конопатого.

— Он вовсе не Колька, он Вовка, — затараторила девочка в бантиках. — Он дневник за пазуху прячет.

Вовка остался на дороге один. Лицо взялось пятнами, крапинки разрослись в медные пятаки. Клок рыжих полос, выбиваясь из-под пилотки, жарко полыхал на солнце

— Возьми ребятенка-то, — загомонили бабы с плетушками, — не видишь, сгорел со сраму.

— Га-а-а! — грохнули в автобусе ребятишки. — Он у нас отродясь такой — огневой.

Вовка судорожно сглотнул слюну, потоптался на месте, решительно зашагал по Костровскому большаку.

— Грузись, — подрулил к нему Бодров и, обернувшись, бросил угрюмо: — С завтрашнего вход по дневникам…

Каждое утро юркий бодровский автобус останавливается Кривых Верхах, ребятишки в входят в него с дневниками в руках. Бодрову уже хорошо известно, что делается в Костровской школе. «Вовка Пакалдин — самый что ни на есть первый хулиган в классе…» «Верховские не получили за неделю ни одной двоечки»… «Вера Ивановна хвалилась мамке, что после лета дети успешно втягиваются про в пе-да-го-гический процесс…»

Без умолку тараторит над ухом девочка в бантиках — Оля, Бодров кивает ей на выбоинках затылком, а сам при случае косится назад: ищет на ближних сиденьях Вовку. И если тот забивается самую глубь, Бодров уже беспокоится, принимается гадать, что же вчера натворил Вовка: ай снова обтрусил у кого яблоки? Или написал кому как Петьке на пении чернилами поперек спины нехорошее слово.

Все теперь знает Бодров про Вовку Пакалдина, все читает по его глазам: и что растет малец безотцовщиной, что дерзок он в шкодах своих, и что тоскует по отцовским рукам, тайно завидует соседскому Петьке Петрачкову, у которого хоть больной (в чем держится дух), да все-таки батька.

Вчера Петрачковы вытащили на берег плоскодонку, смолили на зиму днище. А у Пакалдиных ни лодки, ни бредня. Ни одного мужика в доме, кроме Вовки. Бабка старая, все кряхтит да все молится под иконами. Еще вздумала крестик Вовке на шею набросить, вылетел Вовка опрометью из сенец, так бы и не являлся домой, если б не мамка…

Жаль ее Вовке. Она у него агрономкой, неделями днюет-ночует в поле.

Бодром следит за бегущей дорогой и думает, долго и нудно думает, как заговорить с Вовкой, чем притянуть к себе пацана. Всякие шуточки да побаски забывались на другой день после елок, а свои слова у Бодрова известно какие — булыжники.

— А ну подь сюда. — Вовка движется медленно, пол выпрыгивает из-под ног. — Ты чего конопатый? Вовка сопит, подобравшись, отводит голову вбок. Потом поворачивается к Бодрову, замечает размякшие морщины на лбу.

— А так… Загорал на солнце под ситом.

— Ишь ты, — удивляется Бодров. Весёлый парень… Что завтра собираешься делать?

— А мы завтра идем всем классом в Клейменово, — отвечает Оля. — Учительница говорит, на могилу русского поэта Афанасия Афанасьевича Фета.

— Да? — равнодушно — так, для порядка, — переспрашивает Бодров и обернувшись, подмигивает Вовке: Хотите подброшу вас туда автобусе?

Незнаком Бодрову этот проселок. «Не заблудимся?» улыбается он Вере Ивановне.

— Да нет же! — звенит голосами автобус. Мы туда за орехами ходим.

— На нашем пути встретится Покровская гора, воспетая Фетом, — говорит размеренно Вера Ивановна. Потом Галахов лес, принадлежавший когда-то купцам-соседям поэта.

Бодров слушает, кивает согласно, а сам нет-нет да и поищет глазами Вовку. Чудной он нынче какой-то глазастый и бледный, кусает в волнении губы. Хочет Бодров сказать ему что-нибудь смешное, веселое, Да дорога такая — гляди да гляди. Перелески, поля, перелески. Вот оно, наконец, и Клейменово. Фетовский пруд. Косой полосой примыкает к нему лес. Вот и церковь, и склеп с мемориальной доской. По стене взбирается ввысь крапива — вся в ядовито-желтых разводьях.

Притихли ребята, притих перед могилой поэта и Вовка. А над головой ведет белый след самолет, рябит этот след волной на поверхности пруда . А кругом паутина — серебристая, тонка.

— Кто, ребята, знает фетовские стихи? — оживилась Вера Ивановна.

— Я, я знаю, — заспешила-заторопилась Оля и начала сразу звонко:

Я пришел к тебе с приветом
Рассказать, что солнце встало…

Ветерок играл прядкой ее русых волос, колыхал у стенки крапиву, а Бодров все дивился и не надивиться на Вовку: смирным был сегодня он, не таким как всегда. Собирал листья клена, шевелил о чем-то губами.

— Сочиняет, — подошла к Бодрову Оля, сделав большие глаза, зашептала: — Он стихи пишет. Только велел никому-никому…

Удивился Бодров: еще бы, стихи! Всю жизнь казалось Бодрову, что давным-давно все писано переписано: Пушкин, Лермонтов, Фет. Никогда бы не подумал, что можно так: ходит рядом малец, а глядишь— тоже пишет стихи…

На обратном пути еще мягче, добрее смотрит Бодров на мальчишку. Ишь, глазастый, — Поэт! Ссаживая всех у Кострова, подзывает Вовку к себе, улыбается:

— Хочешь, Вовка, в город со мной на воскресенье?..

Бодров ведет Вовку по городу. Навешиваются над дорогой екатерининские тополя обомшелые, кряжистые, не обхватить пятерым.

Засунув в карманы ручищи, шагает Бодров широко и уверенно. Вовка едва поспевает за ним, все вертит головою по сторонам, все глядит да разглядывает, да заглядывает Бодрову в лицо. Чует Бодров как прибывают, играя, в нем силы. Захочет — свалит силы. Захочет — и свалит те кряжи. «Хорош малец, думает он о Вовке. — Вишь ты, — поэт! и конопатый. Смежает Бодров ресницы: идут они с Вовкой нескончаемой улицей — большие, похожие, огневые, как солнце…

Теплая волна любви к этому маленькому человечку накатывает на Бодрова. Хочется ему, чтобы Вовка обернулся еще раз, улыбнулся, положил бы ладонь в ладонь. Тогда Бодров все расскажет… Он скажет…

— А это, гляди, забегаловка.

Из всех примечательностей Бодров показывает все больше съестные места. Видно, изрядно пришилась к ним его бобыльная жизнь: немало довелось похлебать Бодрову казенных щец, перемолоть казенной картошки.

— А это вот автопоилка.

Понимает Бодров смущение Вовкино: автопоилки на ферме, а здесь перед ними белый каменный дом, совсем не похожий на ферму.

С полмесяца провалялся под автобусом Бодров: перебрал мост, подзаварил кой-какие трещины. И вот на знакомом маршруте. Только теперь сквозь березовую аллею видать налитые водою поля, по блеклому придорожью ветер гнал пожухлые листья.

Бодров отчаянно завертел баранку, и автобус, вырвавшись на сухое, вкатился в Кривые Верхи. Еще издали Бодров узнал тонкую колодезного журавля, и душу его облило теплом. Как всегда, подняв руки, «голосовали» школьники. Вовки меж ними не было. Стало как-то не себе… Что-то новое необычное было сегодня в ребятах. Бодров силился понять: что же? — и, наконец, догадался: из-под одежи у ребят выглядывали пионерские галстуки.

До самого Кострова ребята рассказывали Бодрову, как принимали их в пионеры. Бодров слушал их и все порывался спросить о Вовке Пакалдине. И пожалел, спросивши: слишком жестоки были услышанные им слова.

— Чмякнулся Волка с ракиты дней десять тому. — Оля говорит редко и тихо. Надсадно ревет мотор. — Позвоночник, говорят, повредил. Агрономка вчера забрала домой из Костровской больницы.

«Дворник» не успевает сгонять капли с ветрового стекла. Все впереди дрожит в водянистой пленке перед Бодровым… После рейса Бодров заходит в культмаг. И опять катит привычной дорогой автобус, поворачивает к старым ракитам, ко двору агрономки. Бодров входит в осевшие сенцы. В передней горбится над столом седая старуха с землистым лицом. Кто-то, видать, сама агрономка, ставит на загнеток чугунок переспелой картошки. Оборачивается на стук.

Никогда б не подумал Бодров, что это и есть агрономка, самая что ни на есть настоящая мать Вовки. Косы уложены на голове в три венца, даже сквозь смуглость пробивается на щеках крепкий румянец.

Давно заприметил Бодров эту статную женщину, медлил бывало, затворять дверцу, когда выходила она из автобуса.

— Вы к кому? — задержались на Бодрове глаза. Пакалдина. Смолянистые.

— Друг у меня здесь… Вовка. Пришел вот проведать…

Вовка лежал в горнице, на себя не похожий. На бледном лице выделялись рыжие крапинки. Приоткрыл глаза, слабо улыбнулся Бодрову. Бодров взял в руку его похудевшие пальцы, и они утонули в его ладони… Так и сидели они пять, а может, десять минут, пока не забеспокоились пассажиры и по двору не поплыл басистый сигнал. Бодров встал:

— Выздоравливай, Вовка.

Вовка задвигал губами, Бодров наклонился, чтобы услышать его, снова присел на стул.

— Я хотел вам… сказать тогда… — Вовка устал от усилий, задышал мелко и часто. — Как Петька Петрачков с батькой… Cмолить лодку…

Играя жесткими желваками, тыкаясь мимо пуговиц, Бодров расстегнул карман гимнастерки и вытащил красный галстук. Положил галстук Вовке на грудь и улыбнулся, как только мог в эту минуту. Как не улыбался, может быть, все эти годы после войны.

— Теперь ты, как и все, пионер,— и сунулся к двери.

Заголосила, завыла, истово закрестилась в передней старуха. Мать стояла, опершись на дверной косяк, без единой кровинки в лице. Она подняла на Бодрова глаза — Вовкины преданные глаза и, обмякнув, уронила щеки в ладони.

— Завтра приеду за Вовкой. Сам повезу его в область, слово Бодрова.

Все так же сечет лицо злая осенняя сечка. Но теперь для Бодрова всё изменило свой смысл.

Л. Золотарев
1980 г.

Добавить комментарий

Пожалуйста, не надо спама, сайт модерируется.

На сайте включена Граватары. Вы можете использовать сервис Gravatar.