М. Мартынов — Тайна сапожной мастерской. Бородатый сапожник.

Бородатый сапожник

К началу войны ему перевалило немного за тридцать. Высоченного роста, с овальным хмурым лицом, он был подвижен и решителен. Работал механиком на одном из орловских предприятий…

В последний день сентября, когда в воздухе уже «пахло грозой» оккупации, в небольшой комнатушке инспектора отдела кадров между механиком и молодым человеком, внешне чем-то похожим на студента-старшекурсника, состоялась неожиданная встреча и примерно такая беседа:

— Вы — Баринов, — будто утверждая, а не спрашивая, обратился «студент» к механику.

— Да.

— Александр Митрофанович…

— Да.

— У меня к вам, Александр Митрофанович, разговор есть. Не возражаете?

И не ожидая ответа, молодой человек предъявил удостоверение личности.

Заглядывая в блокнот и сверяясь с какими-то пометками, чекист дотошно расспрашивал механика о нем самом, о семье, о родственниках — близких и дальних, о друзьях и знакомых, о работе и о многом другом. Во вместительном блокноте чекиста оказались сведения о том, что Баринов несколько лет работал в органах милиции, иногда случалось помогать чекистам. Когда речь зашла об этом. Александр Митрофанович уловил, что чекисту понравилась эта деталь из его биографии, и он придает ей значение… Но вот молодой человек захлопнул блокнот, опустил его во внутренний карман пиджака, долго возился там, застегивая пуговицу карманного клапана, и подытожил первую часть беседы:

— Все верно. Порядок полный. Но дело вот в чем, Александр Митрофанович…

И механик Баринов получил задание: в случае продвижения немецких войск восточнее Орла — остаться у них в тылу и заниматься разведкой.

— Конкретных поручений дать вам сейчас мы не можем, — предупредил чекист. — В случае прихода немцев вам надо на первое время удалиться из города, обосноваться где-либо поблизости и вести себя так, как договорились. В нужный момент к вам придут наши люди, дадут инструктаж с учетом обстановки и задач, которые перед вами встанут. Будем направлять работу, помогать, руководить…

Условились о первой встрече в селе Протасове, куда совсем недавно уехала к родственникам жена Баринова — учительница Мария Владимировна с двумя малолетними детьми.

А три дня спустя, точнее 3 октября, танки с желтыми крестами на броне ворвались в Орел.

Баринов ушел в Протасово. В пути он промок, простудился и около месяца промаялся радикулитом.

Из беседы с чекистом Александр Митрофанович хорошо усвоил, что возложенную на него задачу в тылу врага он сможет успешно выполнить лишь при условии, если будет иметь надежных помощников, смелых, преданных, готовых пойти на любые жертвы и лишения во имя Родины.

Макар Павлович Кузин был первым, с кем Баринов познакомился в Протасове. Участник гражданской войны, сельский активист, последние семь лет Макар Павлович возглавлял колхоз «Искра». Люди уважали его за доброту и честность, спокойный характер и радение за общественное дело. За год до начала войны, в канун своего пятидесятилетия, он вступил кандидатом в члены партии.

Отношения с немецкими властями у Макара Павловича сложились довольно напряженные. В первый же день, как только в селе появился комендант с переводчиком. он приказал Макару Павловичу собрать сход, чтобы избрать старосту. Тот спокойно выслушал распоряжение и… ушел домой, не оповестив односельчан о явке на сходку. На другой день рассвирепевший комендант объявил Кузина саботажником и собственноручно избил палкой.

— Даю Вам час времени, — глядя на часы, предупредил комендант. — Если за этот срок крестьяне не соберутся, вы будете висеть вон на том дереве. И собрание состоится у ваших ног.

Весть об угрозе, нависшей над колхозным вожаком, быстро разнеслась по селу. И не успел Макар Павлович определить своего отношения к ультиматуму гитлеровца, протасовцы сами потянулись на сход. Сельским старостой избрали колхозного бригадира Тимофея Семеновича Ливенцева.

Удовлетворенный комендант решил, что отныне в завоеванном Протасове прочно установлена новая власть, и ему, как представителю германского командования, остается лишь дирижировать этой властью, а она будет беспрекословно выполнять его волю. Строптивому председателю колхоза он еще раз напомнил о виселице, чтобы тот «не забывался» и не вздумал вести подрывную работу против «нового порядка».

Но комендант ошибался: прочной власти оккупантов в Протасове не получилось. В селе сложилось некое двоевластие. С одной стороны — сельский староста, на которого протасовцы поглядывали с опаской, как на дубинку в руках комендатуры, нависшую над их головами. а с другой — все такой же тихий и корректный Макар Павлович Кузин, олицетворявший в глазах односельчан прежнее, советское, руководство, законную власть, их моральную опору.

И все распоряжения оккупантов колхозники, когда не удавалось уклониться, выполняли из-под дубинки. Все же свои повседневные жизненные проблемы шли разрешать к Макару Павловичу и по прежнему находили в нем доброго советчика.

На присутствие немцев в Протасове они смотрели как на нечто постороннее, вредное и нежелательное, но все-таки временное и считали, что их внутренняя, давно сложившаяся жизнь должна течь по своему руслу и направлять ее должен, пока отсутствуют другие руководители, Макар Павлович. Объективности ради следует сказать, что сам Кузин в сложившейся ситуации полностью не осознавал своего положения. Но на это сразу же обратил внимание общительный и наблюдательный Баринов.

Несколько «случайных» встреч, непринужденные беседы о том о сем привели их к взаимному доверию. Александр Митрофанович убедился, что Макар Павлович хорошо знает своих односельчан, лично знаком со многими жителями города Малоархангельска, так как на протяжении многих лет часто бывал в райцентре по делам колхоза и встречался с ними в различных организациях и учреждениях. Поддерживал он контакты и со своими коллегами—председателями колхозов. Все это позволяло ему быть в курсе событий не только в Протасове, но и в окрестных селах района. И стал Макар Павлович главным советником и консультантом Баринова по всем «местным вопросам», хотя тот и не раскрывал перед ним до конца своих планов и намерений.

Кузин рассказал Баринову о сельских комсомольцах Николае Калугине, Николае Устинове. Владимире Лагутине, Александре Устиновой, Василии Ливенцеве, Николае Ливенцеве и других. Одни до войны учились в протасовской семилетке, другие — в Малоархангельской средней школе. А теперь вот все дома. Конечно, тяжело им, может, гораздо тяжелее, чем взрослым. Ведь все они родились, жили, учились при Советской власти.

Ребята принадлежали к тому поколению советской молодежи, идеалом которого был героический образ Павла Корчагина. их манила, увлекала в неведомую даль романтика подвигов легендарного Чапая, будоражили воображение трудовые подвиги шахтера Алексея Стаханова и трактористки Паши Ангелиной. Не один из них втайне мечтал быть похожим на Валерия Чкалова. Девчата грезили тем, чем прославили свои имена Полина Осипенко и Марина Раскова. А все вместе завидовали челюскинцам и папанинцам. Но была у этих ребят и своя, горькая, обида на судьбу, по прихоти которой они опоздали родиться, появились на свет, когда все великое на земле уже свершилось и подвиги нашли своих героев. И кто скажет теперь, где гарантия тому, что им не придется идти по скучным, проторенным дорожкам, кто поручится, что впереди еще встретится возможность совершить героическое?..

Старший из протасовских комсомольцев Николай Калугин, колхозный счетовод, отличался вдумчивостью и зрелостью суждений. В долгих задушевных беседах с ним Баринов убедился, что этот круглолицый, с орлиным носом парень по своим личным качествам может стать надежным помощником в его разведывательной работе.

Как-то вечером Александр Митрофанович наведался к Калугину «поболтать, душу отвести», а заодно и о деле начать разговор. Николай был задумчив, казалось, чем-то озабочен. Он внимательно слушал веселые анекдоты и не сводил с рассказчика взгляда серых, широко поставленных глаз. А когда у Баринова иссяк запас анекдотов «на сегодня», он вдруг озадачил его вопросом:

— Что вы за человек, Александр Митрофанович?

— Это как понимать твой вопрос?

— Зачем вы пришли в нашу деревню? Что вам надо от меня?

— Тебе кажется, что мне от тебя что-то надо? — догадываясь, куда клонит Николай, Баринов хотел, чтобы он сам раскрылся до конца.

— Вижу. Неспроста вы тратите на меня время. — И Николай выдержал долгий, пристальный взгляд Баринова:

— Что ты не рад фрицам, в этом я уверен, — медленно заговорил Александр Митрофанович, — но как ты думаешь жить? Собираешься ли что-нибудь делать? Хватит ли у тебя духа спокойно наблюдать да всем этим и сидеть сложа руки?

— Духа не хватит. И сидеть сложа руки не буду… А что делать — это скажите вы, — убежденно, с юношеским жаром выпалил Николай, — За тем вы и пришли сюда.

Так неожиданно для Баринова закончились его «нейтральные» беседы с Калугиным. Эти отвлеченные разговоры не были односторонними. Юноша оказался не лыком шитый и, в свою очередь, понял рассказчика веселых анекдотов.

Теперь им нечего было таиться друг от друга. Николай поведал, что перед приходом фашистов выполнил целый ряд боевых заданий командира районного истребительного батальона — начальника Малоархангельского отделения милиции Иванеева, и от тех операций у него осталось с десяток толовых шашек и метров двадцать бикфордова шнура. Признался, что у него «на всякий случай» уже припасена винтовка и сто патронов к ней.

— Все ребята готовы хоть сейчас вступить в драку с фашистами, — заверил Николай Баринова на прощание.

Под разными предлогами Александр Митрофанович побывал у других комсомольцев, познакомился с их семьями. Потом несколько раз встречался с ребятами за общей игрой в лото. Убедился: ребята хорошие, составляют дружный коллектив.

Так при содействии Макара Павловича Кузина и Николая Калугина в декабре Баринов создал из местных комсомольцев подпольную группу. Каждый из ее членов подписал клятву-присягу, выработанную самим руководителем подпольщиков.

Чтобы легализовать себя и законспирировать встречи со своими помощниками. Баринов в домике на окраине села, где у одинокой Анны Матвеевны Бывшевой поселился со своей семьей, открыл сапожную мастерскую. Правда, сапожник из него, по его собственному выражению, был липовый: все его знакомство с этим ремеслом ограничивалось далекими воспоминаниями детства, когда он наблюдал за отцом, как тот тачал сапоги. Для того, чтобы сапожная мастерская оправдывала название, Баринов привлек к своему делу жившего по соседству пятидесятилетнего инвалида Прокофия Кузьмича Ливенцева, действительно владевшего сапожным ремеслом. За его спиной и «хозяин» сходил за сапожника, благо и сам вскоре научился ставить латки и заколачивать шпильки.

Баринов отпустил длинную окладистую бороду «лопатой», раздобыл курительную трубку, завел белого голубя. Обильная растительность на лице здорово изменила его внешний вид. Когда он сидел в своей мастерской, обложенный сапожными колодками, инструментами и принесенной на ремонт обувью, или шел по селу, попыхивая трубкой, не только немцы, но и протасовцы принимали его за старика. А за высокий рост местные жители прозвали Баринова «цвайметровым».

Гитлеровцы и их активные пособники никак не подозревали сапожника в его тайной деятельности. Да и протасовцы узнали об истинных занятиях Баринова лишь много времени спустя.

Продолжение.

М. Мартынов
«Тайна сапожной мастерской»
Районная газета «Звезда»
05.01.1988