Пирог для любимых

В серую осень особенно явственно вспоминается детство. Мы жили в старом-престаром доме на пересечении ул. Урицкого и п. Красноармейский. В доме был большой подвал, с полукруглыми сводами, выложенный кирпичом. На огороде мы часто находили старинные монеты, куда они потом подевались и не знаю. Народу жило, что в улье, думаю, что комнатушки были совсем крохотные. В одной квартире жила старуха Паша-козлятница, она держала коз и чуть ли не ночевала с ними в сарайчике. Сарайчик одолевали крысы, и Паша как-то громко возмущалась, что подвесила под потолок узелок с печеньем, а крысы всё равно добрались.

Ещё жил дядя Ким, хотя, наверное, его звали по-другому, но для меня он остался Кимом. Одна нога у него была всегда в большом и толстом валенке. Дядя Ким делал себе самокрутки, с любовью, медленно, потом прикуривал и меня окутывал приятный запах. Я вдыхала его и начинала канючить:

— Дай покурить, хоть попробовать!

— Мамка ругаться будет, — отвечал дядя Ким и выпускал такое облако душистого дыма, что у меня коленки дрожали.

— Я за сараем, она не увидит! Хоть разок!

Но дядя Ким так и не угостил меня своей самокруткой.

Ещё из тех, кого помню, жила сумасшедшая Анечка. Она была не особенно буйная, рассказывали про какую-то любовь, а что к чему, уже и не скажу. Потом Анечку забрали в психбольницу, и больше она в нашем доме не появлялась.

Рядом с нами жила бабушка Марфуша. Она работала поваром в детском садике и была нам, двум, сёстрам, чуть ли не нянькой. Мама с советского завода, который, как известно, принадлежал трудящимся, домой возвращалась будто с капиталистического, где проклятые эксплуататоры выжимали все силы из людей. Приходила она поздно, особенно летом, и мы были на попечении бабушки Марфуши. Она была маленькая и кругленькая, ходила как уточка, переваливалась с боку на бок. Порой думаю, зачем мы были ей нужны, чужие дети? Сейчас все только и повторяют: «Не делай добра, не получишь зла». Так и живут, боятся руку протянуть. Бабушка Марфуша была ещё из тех людей, которые просто не умели по-другому жить. Вот лежим мы с сестрой на кровати, вымытые, накормленные, а бабушка Марфуша рассказывает нам сказку. Глаза её закрываются, но как только она замолкает, мы тут же начинаем её толкать в бок. Бабушка рассказывала про Мураша и потом уже я прочитала эту историю у Пушкина «Три дня купеческая дочь Наташа пропадала». Видать, великий Александр Сергеевич из наших мест не один сюжет привёз.

Бабушка Марфуша замечательно готовила. Мы всегда входили в её планы, пироги пекла на всех. Да как! Ей не нужен был рецепт, она так ловко месила, лепила, а потом доставала из печки вкуснющие булки, натирала лепёшки. Я смотрела за её руками и мечтала научиться также печь.

И однажды случай представился. Наверное, я болела, поэтому в садик не пошла, осталась одна дома. И как же упустить шанс? Налила воды в миску, натрусила муки и замесила тесто. Надо было топить печку, а угля не было. Я побежала к бабушке Марфуше:

— Принеси мне угля.

— Зачем тебе?

— Пироги буду печь, намесила.

Она посмотрела на моё платье, руки, потом глянула на серое тесто, угля, конечно, не принесла, а меня отмыла.

С тех пор прошло много лет. Научилась я печь пироги и печенье, и плюшки. И захотелось посвятить осенний пирог все тем, кого я любила и люблю сейчас. Он получился жёлтый и праздничный, но только после того, как был разрезан, оказалось, что последнее фото не вышло. Но уж какое есть.

Когда за окном ветер, холодно и неуютно, самое время печь осенние пироги.

Безымянная