Нет слова «не умею»

Отец Дмитрия детей любил, но не позволял ходить вразвалку. Человек поступка, он сызмала научил ребят брать на себя самый тяжкий груз.

Младший Дима за водой ходил не с ведром, а с молочной флягой, поднимал ее полную над головой. В малоархангельском селе Губкино все знали, что паренек мечтает стать десантником.

В десант не пустили по причине нехватки двух сантиметров роста. Димка прямо из военкомата сбегал домой за десять километров, принес райвоенкому все свои спортивные награды:

— Для чего я пять лет себя тренировал? Чтоб в стройбате поросят кормить?

Взяли его в ВДВ. Ротный глянул в анкету новобранца Бабенкова, а там в строке «специальность» стоит написанное Дмитрием аховое слово — «хозяин».

— У кого выучился такому? — строго спрашивает старший лейтенант.

— У родителей, — вытянулся еще даже и не рядовой Бабенков. — Они с утра на работу, а на мне все домашнее хозяйство: лошадь, десять свиней, сто кроликов. Корова опять же, утки…

Ротный вызвал коптерщика, сказал ему:

— Тебе сколько до демобилизации, месяц? Вот принимай замену, научи всему, и, главное, чтоб он не крысятничал.

Димка обиделся на командира вовсе не по-уставному:

— Да нам отец раз навсегда сказал: «Украдете что, сам руки отрублю».

Вскоре воинское начальство убедилось, какого редкостного «хозяина» обрело. Десантники безбоязненно отдавали коптерщику на хранение личные вещи и посылки, поскольку Дмитрий и хитроватых поваров прижал, и любой гвоздь давал интендантам с условием вернуть два.

А на полигоне Бабенков стрелял из гранатомета на спор — сбивал ночную лампочку, привешенную у кромки леса за несколько сот метров, да сам же на дерево и лез ввинчивать новую. С парашютом прыгнул тридцать шесть раз (сначала, конечно, с ободряющим пинком сержанта), как-то ветром был занесен на высокую сосну.

— Качаюсь на стропах, песни ору, прыгать вниз — десять метров. Пришли два скорых дембеля, спилили меня вместе с сосной и парашютом… Последний год службы провел в Югославии в частях «миротворцев», жарко было, печальный груз «двести» приходилось родителям погибших доставлять… Это пострашнее боя.

Вернулся десантник прямо в Орел, где уже обосновались брат с сестрой. Со школьным свидетельством куда? Да хоть мойщиком машин. Мыл так, что через полгода стал управляющим, еще через полгода директором.

— Не хотел сидеть на заду ровно. Приезжают клиенты: «Где директор?» — «Вон мотор моет». А что? Когда поток, руководить — руками водить — некогда. Мы машину мыли за семь минут, клиент кофе не успевал выпить.

Его оценили все дэпээсники и газельщики, перед сменой обязательно к нему. До сих пор помнят, на улице приветствуют. Тем более, что Бабенков и как бас-гитарист запомнился, в свободное от работы время, разумеется.

Он пять лет как мойку оставил, с ним ушла и половина мойщиков (потому что аренду беспардонно повысили). Бабенков перебрался в автосервис, на зарплату впятеро меньшую, но деньги, как дальше увидим, его вовсе не интересуют.

На новом месте тоже быстро в авторитет вошел. Автовладельцы машины свои дорогущие вручают: «Съезди туда». Виртуозно ездил по городу. Потом кто-то случайно спросил: «На всех марках умеешь. Что за права у тебя?» — «Нет никаких прав». У тех в мозгу короткое замыкание. Дмитрий плечами пожимает: «Вы же про права не спрашивали, вы съездить просили».

Когда наскучило, стал работать на евроотделке квартир, сдавать дома под ключ. Где научился? А нигде. Поработал подручным и быстро освоил. Так было всегда, с самого детства.

С эдакой хваткой быть бы ему олигархом-домовла¬дельцем. Но нет у него дома. Опять пожимает плечами:

— Ну снял я однажды квартиру-халупу. Живу, на диване не лежится; дай, думаю, владельцам помогу, ремонт сделаю. Сделал своими руками, за свой счет. Так они знаешь что? Говорят, плати втрое больше: в такие хоромы мы задешево теперь не пустим.

Ушел, не сказавши дурного слова; теперь снимает комнату. Тяга помогать бескорыстно, из какого-то врожденного чувства — нисколько не угасла. Помощь другому он вообще считает свойством изначальным, естественным.

Одному нашему поэту надо было чего-то переделать в дачном домике. Порекомендовали ему Дмитрия как хорошего мастера. Тот старательно подсобил, вечером работу отметили, уснули на летнем воздушке.

— Утром просыпаюсь, а Дима в грядках копается, все их прополол, да так тщательно. «Ты зачем наш поэтический закон нарушаешь? — говорю ему. — У нас, у поэтов, лень считается самым благородным качеством — только в бездельной тишине мысли да рифмы рождаются». «Виноват, — отвечает, — мне, наоборот, от лени дурно становится. Я, — говорит, — даже к своей первой девушке когда ходил, то за нее корову доил, чтобы моя любовь побыстрее к клубу освободилась. Буренка та меня признавала за главного».

Дмитрию в этом году будет тридцать пять, но он до сих пор не женат. Обиды на былых подруг нет, как нет обиды ни на кого, кому помогал. Хотя он познал горькую истину «не делай добра, не получишь зла», однако активно ей сопротивляется.

— Я, наверное, создан для этого, — сказал задумчиво Бабенков. — Мне приятно видеть радость людей. Выходит, я для себя делаю, а не только для них.

— Может, ты тем самым просто от себя убегаешь?

— Зачем же. Меня родители той первой девушки до сих пор приемным сыном считают. Я на два дня в гости приеду, они меня силком оттаскивают от заготовки дров, от ремонта. Я же и отопление, и водоснабжение освоил, могу монтировать котлы и колонки любой сложности. И вообще, как без дела усидишь… Быть в гостях — это же удовольствие получать, верно? Я и получаю.

Нынче он умелый продавец-консультант в добротном магазине сантехники. Но планирует стать, как выразился, «газоспособным», окончить курсы по газовому делу, получить наконец хоть одну «корочку».

У него ничего нет, лишь золотые руки и чистая душа. Немало, да не очень ценится по нынешним временам. Его лучший друг — плюшевый бегемотик в десантной тельняшке и берете у лобового стекла старенькой «Оки» («купил ее вместо велосипеда»).

В самом начале жизни было ему испытание, а может, указующий знак. Мальчонка долго не мог произнести ни слова, заклинило его от какого-то испуга. А в четыре года, опять же от испуга (выхлоп машины), Дима заговорил; да не отдельными словами, а целыми фразами и как из пулемета. Он и сейчас говорит быстро, честно, убежденно.

Что тут? Целебный скачок в иное качество? Не как у нас у всех, с трудом и с оглядкой — а решительный прорыв, озаренность.

Этот свет был заронен горячо любимыми родителями — и теперь щедро изливается на людей. И ничего не требует взамен.

Как же это непривычно. Словно свыше. Или из далекого людского будущего.

Юрий Оноприенко
«Орловская Правда»
02.04.2013