«Живой» камень

У меня, как у журналистки, есть некая зависть к темам. Прочитаешь в газете стоящее, и начинаешь прокручивать в голове: а я бы так написала, на это обратила внимание. Про отшельника, например. Первой орловская журналистка его в свет вывела, если можно так сказать. Тем более обидно, что думается примерно так: оно хоть и необычное, а здесь, рядом. Успеется. Откладываешь, откладываешь — уже кто-то опередил, вот и всё. Андреевка: под боком она, за водой ездим, на свадьбу обязательно. Ну, камни, ну, стоят. А они — живые, и название у них имеется — «трованты».

В материале на сайте colpna.ru тема затронута интереснейшая. Даже не затронута, а хорошо раскрыта, рассмотрена с нескольких сторон, есть и научный взгляд, и рассказ человека, из года в год наблюдающего эти камни. И как-то досадно стало за наш Малоархангельский район. Граничим с Колпной, а такого чуда, как трованты, у нас нет.

Весь день живые камни не выходили из головы, будто молоточками било: трованты, трованты. И я вспомнила! «Дрован», так говорила Марья Степановна, знатная доярка у которой я была в прошлом году. Вместо того, чтобы рассказывать о своих трудовых достижениях, Марья Степановна упорно говорила о радикулите, и о змеюке Нинке которая не хотела пускать её к дровану.

— Ишь, оккупировала народное достояние, — возмущалась Марья Степановна,  — да камень всю жизнь на дороге лежал, а потом тропиночка ниже прошла, всё почему? Да потому что Нинка  плетень переставила. Разве это её личный камень, она его содила, она за ним ходила? Он сам вырос!

И даже, когда я ухитрилась свернуть разговор на работу, Марья Степановна опять  заговорила про Нинку. Я узнала, что Нинка одна таскала фляги, легко бросала себе на спину мешок комбикорма и одна его пёрла, и самое главное, хоть и выглядит молодо, на самом деле древняя старуха.

— Её последний ровесник уже лет тридцать назад как помер, она паспорт себе выправила, вроде как восемьдесят ей, но мы то всё-о знаем,— втолковывала Марья Степановна.  — Она картошку с дедом Мишкой под лопатку содит, у них огород соток сорок. Так дед кидает, а Нинка копает.

Мне бы вслушаться, отделить разумное зерно, а я так и подумала, что весь разговор просто пересуды.

Я тут же позвонила Марье Степановне.

— Машенька,  — голос в трубке был ласков,  — да помню, как же. Что, дрован? Напиши про него, Маша, пускай Нинка камень обществу передаст. Я уж и участковому заявление писала, и в сельадминистрацию ходила, мол, прячет Нинка дрован, а они меня на смех.

— Я хочу сейчас приехать, такси возьму, а дальше как, до вас ведь километров пять, по посадке, что-то боязно.

— Дедок мой на лошади встретит, на телеге доедешь, он тебя прямо к Нинкиному и Мишкиному дому проводит. Ты, главное, ей скажи, чтоб каждому проход к камню обеспечила. А то я теперь в суд пойду.

На остановке у правления стоял старик с велосипедом. Вчетверо сложенное одеяло немного свисало с велосипедного багажника.

— А телега где?

Старик блеснул голубым глазом:

— На велике довезу.

Дедок был такой хлипкий, что я сомневалась, сможет ли он удержать мои килограммы, но велосипедист из него вышел прыткий и довольно сильный.

— Нинка с Мишкой как уснут, — кричал старик, бодро нажимая на педали, — так я через плетень перелезаю и по камню елозю. Чо болит, то и прижимаю. У нас все так делают, а моя чего завозмущалась: не может она через плетень, толста стала. Уж я её тянул, тянул, скамеечку подставлял, и соседи помогали, не, не может.

— Хотите сказать, что камень лечит? — крикнула я на ухо старику.

— Не, не хочу, так и говорю. Странный этот камень, да Мишка расскажет, он говорливый, девок любит, не то, что Нинка.

Нинка, видимо, девок не любила.

Приехали мы быстро.

У крепкого добротного дома на лавочке сидела пожилая женщина и лузгала семечки.

— К тебе, Нина Васильевна, — почтительно сказал старичок, сковырнул меня с велосипеда и тут же умчал.

— И по какой же надобности? — зорко глянула Нина Васильевна.

— Я по поводу трованта, живого камня, говорят, у вас на огороде есть.

— Люди много чего говорят, они говорят — кур доят, а как пошли, так не нашли.

Женщина поджала губы.

— С хозяйкой про камень хочу поговорить.

— Я и есть.

— Мне сказали, что ей восемьдесят.

— А мне, по-твоему, сколько?

— Да поменьше будет.

— Деточка, ты садись, чего стоишь, — женщина вдруг смягчилась и довольно заулыбалась, — да кто тебе наговорил про камень? Да был бы у меня живой камень, разве б я похоронила мужика-то?

— В желчной у ей камень, — окошко распахнулось и показался бородатый дед.

— Покойник? — взвизгнула я.

— Что ж вы такие ошалелые, иль время сейчас ошалелое, всех с ума сводит. Приняла я дурака, одной тяжко. Ты, девка, не смотри, что он старый. Старый, а отчебучит, куда молодому. Пойдём, покажу наш булыжник.

Женщина стряхнула с юбки шелуху и повела меня на огород. Свежая рассада была яркого цвета, всходы густы и ровны, смородина улита завязью. По дорожке мы прошли к дальнему углу, перед забором лежал камень. Сначала он показался мне отталкивающим: будто спрессовали человеческие тела. Угадывались руки, ноги, головы, но через несколько минут я начала видеть красоту камня, изящные линии наплывов, причём эти линии казались не хаотично-бессмысленными, их словно нарочно провела умелая рука. Я дотронулась до серого бока. Камень был теплый, как свежая буханка хлеба.

— Не убирай руку, — неожиданно сказала баба Нина, — так постой.

Мне и самой не хотелось отходить. Стало легче дышать, ушло то, что на протяжении уже двух лет не давало мне покоя, я почувствовала свободу и лёгкость.

— Не всё сразу, — баба Нина убрала мою руку, — не за один раз.

Солнце садилось, камень покрылся румянцем, защёлкал соловей и раздался странный, ни на что не похожий звук.

— Запел, — ахнула баба Нина, — пойдём отсюда, пускай в одиночестве побудет. Он редко поёт. Ты у нас переночуешь, дома-то ничего, не заругаются?

За вечерним чаем баба Нина разговорилась.

Дед Миша прихлёбывал чай, грыз крепкими зубами баранки, а баба Нина рассказывала.

— Этот дрован не чета с Андреевки. Те свойские, а этот из дальних краёв. Мой отец служил у барина.

Дед прыснул:

— Небось, дед или прадед, что говоришь-то, Нинка!

— Пускай прадед, — баба Нина усмехнулась. — Барину привезли откуда-то камешек, сказали, что вроде он живой. А когда барина после революции выгоняли, кто что из имения тащил, кто мебель, кто доски с пола выдирал, кто одёжу из сундука брал, а отец ухватил камешек, положил его за огородом. Мать долго на отца ругалась, мол, дурак, нет что ценное взять, мало у нас булыжников. Но через какое-то время мы начали замечать, что камень растёт. Вот как тесто дрожжевое поднимается, так и камень. Было это особенно приметно после дождя. Бабка моя сильно мучилась ногами. Так по утрам стала собирать росу с камня и ею смазывать ноги, потом как молодка бегала. Но тут главное с чистой душой подойти, с верою.

— Бабка моя кажное утречко водицей с камня умывается, — дед Миша отхлебнул из кружки кипяток. — Там на верхушечке выемка, роса, дождевая водичка собирается, Нинка ею и мажется. Оттого и молодая.

— Давай ври. Маша уже почти спит, пойдём ложиться.

Заснула я сразу, но проснулась рано. В комнате было душно, я вышла на улицу. Тишина и покой деревенской ночи окружили меня. Сияли звёзды, исходил песней соловей. Тонкий звук ещё дрожал в воздухе. Светало. Я прошла на огород, стала под яблоней, отсюда был хорошо виден камень. Его серая поверхность казалась голубоватой. Вдруг кто-то перемахнул через плетень и начал то плечами, то спиной тереться о камень. Как только этот человек ушёл, появился другой. Послышалось кряхтение, по дорожке босиком шлёпал дед Миша. Он сел на камень, выкурил папироску и вернулся в дом. Следом показалась баба Нина. Сцена неуловимо напоминала поход Панночки в исполнении актрисы Натальи Варлей к Хоме Бруту, и в какой-нибудь другой обстановке могла несколько изумить.

—  Ну и тровант, — подумала я. — Не зря об этих камнях мало информации, с ними вся медицинская промышленность потерпит если не крах, то большие убытки.

Собираясь уезжать, я вспомнила, что у андреевских камней имена имеются, и спросила бабу Нину, как она зовёт камень.

— Деточка, запомни, имя — это суть. И воздействуя на имя, мы можем изменить суть. Поэтому я ни отца, ни мать не спрашивала об этом, хотя они имя знали. Мне так проще. Ничего не ведаю, значит, никому не скажу. А ты приезжай ещё, когда будет тяжело.

Я замешкалась, баба Нина понимающе качнула головой:

— Да пускай Степановна приходит, я ж не против, только она неправильно делает. Камню надоедать негоже. А эта усядется на верхушку и сидит целый день, лечится. Ей дед и чай приносит, и булки, чтоб поела, значит. Устроила мне харчевню на живом камне. А ведь он обидеться может, уйти.

Верить или нет в тровант, дело каждого. Но отмахнуться, сказать, что этого явления нет, невозможно. На нашей планете ещё много таинственного и неразгаданного и трованты – одна из загадок планеты Земля.

P. S. Фотографии ни одной не получилось: сел фотоаппарат. В следующий раз обязательно будут.

Маша Никитушкина
Фото maloarhangelsk.ru. Это НЕ тровант.