Home » История: с 1945 по 1991 г. г.

Трудовая жизнь. Рассказывает директор школы.

27 октября 2012 Нет комментариев

Учительский коллектив Гнилоплотской школы.
Окончание. Начало здесь.

В 49-м я пошёл служить в армию. После деревенской жизни служба в армии мне показалась лёгкой. Городским ребятам то конфет хочется, то ещё чего, домой просятся, письма пишут. А мне написала письмо мать. «Ничего, сынок, служи. Всё у нас хорошо, только налоги замучили. На молоко плати, на яйцо плати, на мясо и главное, на деньги. Самих денег нет, а налог есть».

И так мне мать жалко стало. Агент архаровский придёт в дом и говорит: — Если сейчас не заплатишь, лезу на чердак, сбрасываю сундук и всё, что в сундуке забираю.

Я подумал, что же творится? Отец погиб, старший брат Евгений воевал, ещё домой не вернулся, я в армии, а мать одна такие налоги должна платить. Иду, голову повесил, навстречу политрук, поинтересовался, почему я такой. Я рассказал политруку свою беду. Ведь как было в деревне, только вырастишь урожай, сразу лозунг: хлеб туда-то. Политрук забрал у меня мамино письмо, отдал его полковнику. Не знаю, что они делали, куда обращались, но в скором времени я получил другое письмо. Мама сообщала, что приезжали начальники из военкомата, секретарь райкома партии, председатель сельсовета, посадили маму на завалинку и начали её расспрашивать, как она живёт. — Ваш муж погиб, сыновья служат, а здесь такой беспорядок, — говорят. Позвали председателя колхоза Князя и велели ему ежемесячно выдавать гражданке Лисовой по 20 килограммов муки. Муки? Да мы и позабыли, что такое мука. Также ежемесячно на душу по 300 граммов сахару. Мы его сроду и не пробовали. Велели отменить все налоги, потому что брать налог с вдовы нельзя. У неё ещё дети маленькие есть.

«Теперь все нам завидуют», — писала мама, — и говорят: кулацкой дочери помогли, а нам помогать никто не хочет».

Мама была из богатой семьи. И хотя наравне со всеми работала в колхозе, чуть что её называли кулацкой дочерью. Слушать это было обидно. Князь собрал сходку и сказал, а слово его было веское, никто не ослушивался: — Если кто Лисову Евгению Никитичну назовёт кулацкой дочерью, будет отвечать в НКВД.

После этого письма на душе у меня стало легко. Нам выдавали семь с полтиной на курево. Я не курил, деньги отсылал маме. Уж как она меня за эти деньги благодарила! Жизнь её улучшилась, чем я был несказанно доволен. С такими хорошими известиями у меня служба пошла на лад, я поправился, получал благодарности, мне присвоили звание старшего матроса. Служил я до октября 53 года.

Политрук предложил мне поступать в военно-морскую академию в Ленинграде. А как я поеду? Денег ни копейки, ни родных, ни знакомых. Того не подумал, что раз меня со службы направляют, то всё будет оплачено. Отказался, вернулся в родную деревню, но в колхоз не пошёл. В армии я закончил среднюю школу, решил устроиться в Малоархангельске. И отправился по «раям» В райпо, в райфо, куда только не ходил, остался последний рай — оно. Там сидела бухгалтер Варвара Евдокимовна Звягинцева, её свёкор Дмитрий Иванович. Они предложили мне работу учителя на селе. Так и вышло, что я продолжил учительскую династию со стороны матери. В Прозоровской школе умер учитель физкультуры — старенький дядечка, участник войны, я должен был занять его место. Мама сказала: «Иди, работай».

Пятнадцатого декабря я отправился в школу. До Орлянки дошёл по столбам и еле дополз — натёр на ноге кровавый мозоль. Навстречу мне ехал мужик на волах. — Я, говорит, сейчас до города доскачу и дальше вместе поедем, а ты пока в этом домике пережди.

Приехал я в Прозоровскую школу, там меня встретила завуч Надежда Ивановна, мы вместе уже 57 лет. Я стал учителем физкультуры. Директор привёз из города тридцать пар лыж, и я начал работать.

Здание церковно-приходской школы в Гнилой Плоте.

В 55-м году мы с Надеждой Ивановной переехали в Гнилую Плоту, так здесь и осели. Поселили нас в бывшей церковно-приходской школе. Там была комнатка для учителя и два просторных класса. К преподаванию физкультуры я не чувствовал призвания, хотел стать учителем русского языка и литературы. Читать любил, в 4-м классе учительница литературы перед всей школой на торжественной линейке наградила меня книгой, как самого активного читателя. С тех пор книги вошли в мою жизнь. Я поступил в пединститут на заочное отделение литфака. В 1963-м году учителя избрали меня директором, на этой должности я проработал 33 года. Обязанностей было много. Днём уроки, во второй половине дня — вечерняя школа. Я был пропагандистом, агитатором, мучила нас политучёба. Третий секретарь райкома требовала, чтоб каждый коммунист  готовил доклад, и непременно лично присутствовала на чтении. Доклады приходилось писать мне, а уж другие читали.

Школа — это семья, большая и дружная. Многие учителя были нашими бывшими учениками, я знал их с малых лет.

То, что мы живём далеко от райцентра, создавало определённые трудности. На совещания я ездил на лошади, был у нас Воронок. Возницей у меня был Владимир Троицкий, в школе он работал завхозом. Гармонист — на всю округу. Он, бывало, играет, супруга Антонина поёт. Благодаря Троицким, художественная самодеятельность в школе была на высоте. Воронок нас сильно выручал. В метель на нём подвозили детей до деревень. Как-то в школе был вечер, вернулись мы домой, а Воронка нет. Туда-сюда, оказалось, лошадка провалилась в погреб. Позвал я мужиков, погреб скапывали, вытащили Воронка. Провалился он удачно и вытаскивали бережно — ничего не повредили.

Раз мы на Воронке заблудили. В Понырях получали книжные пособия, домой возвращались с Володей уже по темну. Разлив, воды много. Едем и понимаем, что не туда. Повернули — лощина. Вернулись на место, откуда поворачивали. Видим кручу, речку. Рядом домик, свет в окошке. Постучались, а там наша учительница, уже пенсионерка, Марфа Михайловна.

— Вы в Упалом, — говорит.

Мы даже удивились: блудили, блудили, а приехали точно домой. Володя в Упалом жил, да и мне до дома недалеко.

Зимой, что утром темень, что вечером. Выедем в город — не видно ни зги, так же и вернёмся. Раз как-то едем на совещание, мороз за тридцать, Володя говорит: — Посмотрите на меня. — А у него нос и щёки белые. — Вы тоже весь белый, — говорит Володя. Мы по-старинке растёрли белые места снегом. Сейчас-то утверждают, что этого делать нельзя, но в то время от обморожения так и спасались.

Надо в роно к девяти часам, приедешь, весь замёрший, пока-то отогреешься. Раз отправились мы в Колпну, ехать назад, мой извозчик меня обрадовал: — Я, — говорит, — назад на лошади, а для вас место в машине подыскал.

Володя хотел как лучше, чтоб я не мёрз в дороге, а получилось…Места в кабине для меня не нашлось, и в мороз я ехал в кузове на каких-то мешках. Да на лошади было бы во сто крат лучше! Приехал  домой и заболел двусторонним воспалением лёгких. Спасибо нашему фельдшеру Антонине Сергеевне Архангельской, выходила. Болел я так, что в город везти было нельзя. Но Антонина Сергеевна делала всё: банки, уколы, растирки, вылечила.

А весной сколько плавали. Ехали мы как-то из города через Сучок. Мост плохой, низкий, с краю какой-то кустик растёт. В город выехали по снегу, лёгкому морозцу, днём то солнышко, то дождик пошёл и на обратном пути моста мы не увидели. Володя говорит: — Мы знаем, что кустик рос, будем надеяться на лошадь. Спустились вниз, Воронок идёт по колено в воде, сани плывут. Ни кустик не подвёл, ни Воронок, мы добрались до дома. Лощин много, бугров тоже, вот по весне и плавали. Блудили много раз. В потёмках, в метель одна надежда — на лошадь. Она сама дорогу найдёт, а бывало, что и сворачивала, теряла путь.

Воронок у нас был горячий. На зимней дороге не разъедешься. Кому-то надо в сторонку свёртывать, а это либо дугу сломаешь, либо ещё чего — снегу-то вокруг пропасть. Вот мы видим, что кто-то движется навстречу, разгоняем Воронка. Раз начальникам дорогу не уступили, думаем, целы будете. Они нам вслед кулаком грозили.

В мастерской.

Пожилые учителя по-прежнему живут в церковно-приходской школе. Пустуют мастерская и бывшая столовая. В мастерской ещё стоят станки, и стенды на стенах советуют, какую профессию выбрать, учат технике безопасности. Маленький бюст Володи Ульянова, как десятилетия назад, украшает помещение. Кажется, убери хлам, и загудят станки, ученики будут пилить и строгать. Надежда Ивановна и Анатолий Яковлевич рассказывают об учебно-опытном участке, где сажали сотнями капусту и помидоры, солили их в бочках, квасили капусту, как просто и дружно жили в школе. В Гнилой Плоте учеников было много, построили двухэтажную школу, потом, когда ребятишек стало мало — одноэтажную. У Лисовых много наград   —  грамот и значков, они давно уже не работают в школе, но по-прежнему остаются УЧИТЕЛЯМИ.

Маша Никитушкина

Добавить комментарий

Пожалуйста, не надо спама, сайт модерируется.

На сайте включена Граватары. Вы можете использовать сервис Gravatar.