Легостаевские мастера
В альбоме о мастерах села Легостаево, оформленном учениками Легостаевской основной школы, есть фотография Любови Васильевны Ковшовой. Сидит она на диване, а вокруг вышитые рушники, скатерки, думочки, красота.
— Ничего у меня нет, — сказала Любовь Васильевна, когда я зашла к ней в гости полюбоваться на вышивки. — Вот ничегошеньки не осталось. Все раздала. Дочка забрала в школьный музей, она у меня учительница. Да и вышивала-то в молодости. Нас с детства приучали, лет с двенадцати я носки, вязенки вязала. В молодости вышивать начала, а как замуж вышла, дети да работа — про рукоделие забыла.
Да и когда было вышивать, семнадцать лет дояркой отработала. Утром темень, мы на дойку бежим, коров у каждой сначала было по двенадцать, потом уже по семнадцать. И все руками. Подоим, телят почистим, народ еще не подымался, а мы назад торопимся. Да и ферма далеко, пока туда, сюда прошагаешь, сколько времени пройдет. И блудили по селу, как-то снега не было, ночь беспросветная, ветер в глаза, так наша доярка во-он где вышла. Заблудила. А если ночью корова из моей группы отелится — скотник придет. При фонарях «летучая мышь» работали.
В колхоз Любовь Васильевна пошла после окончания семилетки, в четырнадцать, а в восемнадцать стала дояркой.
— Если работа такая тяжелая зачем вы шли? — удивляюсь.
— А почет, уважение. Летом едем на машине на ферму, песни поем, назад едем — опять поем. И награждали постоянно, грамотами, подарками. А как переживали за своих коровок. Когда на ферме дежурила, в кладовочке через дырку муки подгребу и своим отнесу, чтоб им посытней было. Работу на ферме я бы не бросила, но ноги разболелись. И ушла в полеводство. Летом тяпку из рук не выпускала, только что не спала с ней, мозоли набивала. Жара, пить хочется, ох, что вспоминать.
Около сарая лежит плетушка.
— Муж занимается, — говорит Любовь Васильевна, — да вот и он.
Из дома вышел хозяин. Хозяин хороший. Это заметно и по аккуратной поленнице дров, и по порядку во дворе.
— Этого добра у меня много, — говорит Николай Иванович Ковшов, — и для сена, картошку подбирать, яблоки носить, для каждой потребности свой размер.
— Отец научил?
— Нет, мой отец Иван Петрович Ковшов, погиб на войне, когда мне пять месяцев от роду было. У нас в селе был паренек Толик Легостаев, он сам плел и всех ребят в округе научил. Бывало, коров стережем, сами корзинки плетем.
— Дед мой — мастер на все руки, грабельки деревянные делает, залюбуешься, и косье, и топорище. Кому что нужно, к Ковшову идут. Я с инструментом на работу как с игрушкой ходила, мои товарки тяжелые грабли на плече несут, а мои легонькие. Одна беда — денег за работу не берет, — хозяйка хмурится. — Болел он сильно и обрекся: буду всем помогать, кто ни попросит. Я начну ругаться: тот машину купил, этот еще что, а дед мой смеется — на наш век всего хватит. И правда хватает. Коровку держим. Хотели нынешний год перевести, засуха была, думали, травы не накосим, а потом как пошли дожди, трава выросла, дед косит и косит, еще годок покормим.
— Дом тоже сам ставил?
— А как же, — отвечает за мужа Любовь Васильевна. — Стены ему помогли поставить, а пол стелил, штукатурил, печку клал — все сам. Да он половине деревни свет провел.
— Это когда я на радиоузле работал. Свет в Легостаево только в 67-м провели. Я в армии служил, в Германии, ребята как начнут рассказывать про телевизоры, передачи, а я говорю — мы при лампе керосиновой сидим. Так они спрашивают — ты, либо, с Камчатки. — Нет, с Орловщины. И от Москвы, вроде, не очень далеко.
— И все за «спасибо», — кивает хозяйка.
Поленница дров, куча угля во дворе — в доме печное отопление.
— Газа нет у нас, хотели несколько лет назад провести, сказали, что мы не подходим. Не стали к нам тянуть. А теперь уж и сами не захотим. Теперь уже не к чему.
Любовь Васильевна замолчала и вздохнула. Рыжая кошка старательно вылизывала крупного кота.
— Мать, — объяснила хозяйка, — вон как за сыночком ухаживает.
Листья падали с деревьев. В Легостаево — золотая осень.
Маша Никитушкина
Фото автора и из архива Легостаевской основной школы
