Слова «Карабах» и «война», с конца 80-ых годов XX века, в сознании многих граждан Советского Союза, а потом и России слились воедино. С тех пор два кавказских народа вот же почти 30 лет никак не могут решить проблему, кому же должна принадлежать территория, протянувшаяся от Малого Кавказского хребта до равнин у слияния Куры и Аракса.
А между тем, в Российской империи XIX века слова «Карабах и Карабахский» воспринимались с другим, гораздо более мирным содержанием. Вот об этом та история, которую я хочу рассказать.
Легенда о Карабахе
Услышал я её от ушедшего в мир иной несколько лет тому назад старожила вымирающего покровского села Трубицино. Дед Алексей прошёл войну, а возвратившись, потом всю жизнь проработал в местном колхозе конюхом. Однажды мы беседовали с фронтовиком о «боях-пожарищах, о друзьях-товарищах», а потом, когда расспросы о войне закончились, он вдруг переключился на совсем другое.
«Знаешь, сынок, почему вот эта часть нашего села Пигаревка называется? Барин у нас тут жил — по фамилии Пигарев, и мой дед у него конюхом служил. А лошади у барина были, каких ни у кого в округе не было. Это мне отец сказывал, а ему — дед».
Дальнейший рассказ ветерана я перескажу уже своими словами, без его эмоциональных подробностей. Итак, лет сто пятьдесят тому назад поселился в здешнем селе Александровском (так в те годы Трубицино звалось) новый помещик по фамилии Пигарев. Женился он на местной барыне и в имение к жене переехал. Помещиком Пигарев оказался небогатым, и единственное имущество, которое он с собой привёз, вернее, въехал на нём в поместье, — был конь невиданного в здешних краях цвета — золотой, как солнце.
Через месяц трубицинские крестьяне знали о барине всё. Что он откуда-то из Малороссии, служил в кавалерии, воевал на Кавказе. А там однажды спас от верной смерти местного хана — союзника русских, и тот в благодарность подарил Пигареву этого золотого коня из своих личных стад. Потом, будучи младшим офицером, барин воевал в горах, и этот конь теперь сам вынес его из такого пекла, из какого он уже и не чаял выбраться. С тех пор Пигарев души в своём золотом жеребце не чаял, берёг его, лелеял и холил (злые языки в Трубицино говаривали, что коня он любит больше жены, которая ему богатство принесла).
Впрочем, новый барин оказался совсем не злым и не заставлял крестьян на своих полях горбатиться с утра до вечера. Родился вскоре у молодых хозяев сынок, а через год барыня снова беременною была. Но в этот раз трудно беременность переносила, и решил Пигарев к ней доктора из Малоархангельска привезти.
Зима в тот год суровая и снежная была, и волки в округе лютовали. И когда помещик полпути уже преодолел и к реке Сосне подъезжал, волчья свора за ним и конём увязалась. Ни ружья, ни пистолета в спешке Пигарев не захватил, и единственную надежду возложил он на верного Карабаха (так звали золотого красавца-жеребца). По ровной дороге, совсем было, волчья стая догонять их стала, но тут пошли спуски и подъёмы на нескольких больших оврагах, и конь показал здесь всю мощь, прыть и резвость. Удалось от волков оторваться, но, к несчастью, в бешеной той гонке надорвался Карабах.
Жену и ребёнка (девочка родилась) привезённый Пигаревым врач спас, а вот золотой жеребец, проболев до весны, скончался тихо перед самой Пасхой. Уговорив местного священника, помещик похоронил Карабаха недалеко от границы сельского кладбища и долго потом горевал, приходя к нему на могилу.
А с началом лета уехал вдруг Пигарев из поместья, и не было его почти полгода. Вернулся же не один, а с целым табуном лошадей таких же невиданных мастей, как и скончавшийся Карабах. Два жеребца пылали золотом, а среди десятка кобылиц были огненно-рыжие, лимонно-жёлтые и с серебристым отливом. Конюшни к моменту возвращения помещика уже были готовы, и заселились в них привезённые лошади. Оказалось, что на Кавказе побывал Пигарев, с родственниками скончавшегося хана договорился и лошадей у них, то ли купил, то ли они ему за его заслуги подарили.
Вот так в Трубицино появился конный завод лошадей с Востока, на котором стал работать конюхом дед нашего рассказчика. Одного из жеребцов Пигарев снова назвал Карабахом.
Общаясь с приведёнными лошадьми, повеселел помещик, снова стал жизнью интересоваться, детей своих пытался к лошадям приучить. Но, к его огорчению, ни один из сыновей лошадником так и не стал.
Просуществовал завод лет двадцать, и полюбоваться на золотых скакунов приезжали помещики-соседи, некоторые из них пытались купить или выменять лошадок у Пигарева, но тот сразу и решительно отказывал.
Когда умер помещик, то спустя какое-то время к вдове приехали черноволосые и смуглые гости, поговорили с ней о чём-то и уехали спустя сутки, уводя с собой два десятка пигаревских красавцев.
Так и закончилась история невиданных для здешних мест восточных лошадей, и никогда больше золотокожих скакунов не видали ни в Трубицино, ни во всём Малоархангельском уезде.
Штабс-капитан Василий Пигарев и его лошади
Честно говоря, я долгое время этот рассказ деда Алексея не воспринимал всерьёз, считая его не более чем красивой, но легендой. Однако, работая в фондах Государственного архива Орловской области, натолкнулся однажды в «Протоколах Орловского дворянского собрания» (фонд 68, д. 43, л.л. 399-400), на рассматривавшееся в нём 5 декабря 1835 года прошение «О внесении в Дворянскую родословную книгу Орловской губернии уволенного от службы штабс-капитана Василия Сергеевича Пигарева».
О просителе было сказано, что он — из дворян Черниговской губернии (Малороссия — А. П.), где за отцом его, в Глуховском уезде, — значится родовое имение с восемью крестьянскими душами и 45 десятинами земли.
В службу Василий Пигарев вступил рядовым 22 апреля 1822 года в Конно-Егерский Его Величества Короля Виртембергского полк, в котором дошёл до прапорщиков. Потом был переведён в Финляндский драгунский полк, из которого 22 декабря 1829 года, по домашним обстоятельствам, уволился в звании штабс-капитана.
Из этой же записи мне стало известно, что на момент рассмотрения дела Пигареву исполнилось 32 года, что он женат и у него двое детей — сын Владимир и дочь Варвара. В том же Глуховском уезде Черниговской губернии за Василием Сергеевичем Пигаревым значилось недвижимое имение с шестью душами, а за женою его, в Малоархангельском и Ливенском уездах Орловской губернии, — 40 душ мужского пола.
По итогам рассмотрения прошения В. С. Пигарев был внесён во 2-ую часть Дворянской родословной книги Орловской губернии. Судя по всему, он к этому времени уже несколько лет проживал в имении жены, находившемся в селе Александровское (Трубицино) Малоархангельского уезда.
Таким образом, эти сведения почти полностью подтвердили данные по биографии помещика Пигарева, рассказанные мне трубицинским ветераном.
А совсем недавно в моих руках оказалось «Военно-статистическое обозрение Российской империи», изданное в 1853 году в Санкт-Петербурге (Т.VI, ч.5 — по Орловской губернии), в котором я познакомился со списком конских заводов, имевшихся на тот период и во всей губернии, и в Малоархангельском уезде, в частности. Среди перечисленных заводов значился там и принадлежавший штабс-капитану Пигареву.
А начиналась история этих скакунов там, на Кавказе, в Карабахском ханстве, где правители смотрели на своих лошадей, «как на дар Божий, их династии дарованный, которым торговать нельзя, а можно уделять смертным в знак дружбы и признательности».
Уверен, что вот эти строчки из лермонтовского «Демона» не раз читал себе штабс-капитан Василий Пигарев, гарцуя на любимом жеребце, доставшемся ему в подарок:
«Под ним весь в мыле конь лихой
Бесценной масти, золотой.
Питомец резвый Карабаха»…
Этот Карабах, лично мне, гораздо ближе того, что вошёл в наше сознание за последние годы.
Александр Полынкин
См. также таблицу Частные конские заводы Малоархангельского уезда Орловской губернии по сведениям «Военно-статистического обозрения» (1853 год)