Каменка. Вспоминает Татьяна Федоровна Степанова

Каменка вся в цветах. Дожди в этом году обильные, и цветы наслаждаются теплом и влагой. Они яркие, пышные. В каждом полисаднике розы, лилии, обязательные клематисы. Большая часть домов в Каменке старинная — из кирпича, возведенная еще дедами и прадедами нынешних жителей. Дома теплые, стены в несколько десятков сантиметров толщиной, но с виду неказистые, низенькие, вытянутые в длину, с маленькими окошками. Старые мастера строили так, чтобы зимой в хате было тепло. Но позади скромного домика может открыться совсем другая картина: новенькая банька, уютный уголок для отдыха, двор, вымощенный тротуарной плиткой. Тут тебе и мангал, и качели садовые, и великолепный вид, открывающийся глазу. Не зря летом в Каменку съезжаются из многих городов нашей родины.

Местные

Татьяна Федоровна Степанова никуда из Каменки не уезжала. Работала главой сельской администрации, все нужды односельчан пропускала через себя, переживала за каждого и волновалась. Теперь на пенсии, дел хватает, да и забот немало. То лиса кур и индюшек поворует, то еще что случится. Разводит Татьяна Федоровны цветы в горшках, много высаживает перед домом. В свободное время скучает да думает, как организовать таких же как она пенсионерок на славное общественное дело. Ведь раньше какие концерты готовили!

Гостит у Татьяны Федоровны старший брат Николай, совсем слепой. В детстве заболел корью, болезнь дала осложнение на глаза, постепенно Николай Федорович полностью потерял зрение. Живет в Ливнах, уже на заслуженном отдыхе, но продолжает работать, изготавливает розетки и прочие электроустановочные изделия. Вот приехал к сестре, вместе вспоминали прошлое родной деревни.

Недалеко отсюда, в Свердловском районе располагается усадьба князя Куракина. Князь любил охотничьих собак и как-то поменял на них мастеровых из Владимирской области. Крестьяне поселились по обе стороны Каменского ручья. Глина здесь была подходящая, и мастеровые делали из нее кирпичи и всякого вида посуду, свистульки для детей. Обмен крестьян на собак время от времени в Каменке вспоминают. Поругаются бабы и начнется:

— Ух, бегаешь ты как шустро, тебя, небось, на гончую выменяли!
— А тебя-то, тебя… на бульдога!

До войны в Каменке стояло около 800 дворов. До того тесно было, что между домами едва лошадь с телегой проезжала. Зато теперь — простор! Налево пойдешь — в заросли попадешь, направо свернешь — та же картина.

Николай Федорович по молодости, пока еще глаза видели, работал бригадиром полеводческой бригады. У него под началом было 104 дома. На базе нынешнего хозяйства действовали четыре колхоза: там где правление, располагался им. Сталина, где пруд Дербень — «Завет Ленина», еще были «Большевик» и «1-е мая».

Было в деревне две начальные школы, восьмилетка, которой долгое время руководил директор, фронтовик Александр Михайлович Курочкин. Ходили в Каменку школьники из Александровки, Архарово, Дубовика, Нижней и Верхней Гнилуши, с Кубани.

Наглядная агитация колхоза «Завет Ленина», образовавшегося в месте слияния четырех хозяйств, гласила, что земли в нем 3 700 г. Хозяйство было крупное и крепкое: 3 МТФ, свинарник на 1200 голов, работали сельсовет, клуб, библиотека, два магазина сельпо. В общем, жизнь в Каменке была веселой. Управившись с домашними делами, селяне бежали в клуб, готовили концерты к праздникам, ездили выступать в соседние колхозы. Способствовали хорошему житью-бытью в деревне дружба и взаимопонимание двух главных людей — председателя колхоза Сергея Федоровича Курочкина и Ивана Михайловича Панченкова. Они отлично ладили друг с другом и обустраивали жизнь на селе так, чтобы люди не чувствовали себя в чем-то ущемленными. Строились фермы, новые дома, молодежь оставалась работать в родном хозяйстве.

— Какие огоньки мы поводили, — с грустью сказала Татьяна Федоровна. — Так весело было, на «А, ну-ка, женщины» организовывали три команды, сами писали сценарии, зрители хохотали до упаду. И хотя клуб не отапливался, стульев в нем не хватало. А теперь, вроде мы еще не старые, а из общественной жизни выброшенные. Скучно дома-то сидеть, особенно зимой.

И решила Татьяна Федоровна с подружками самим начать себя развлекать. Зимой ходили на прогулки, а как закатится красное лето, да пахнет тоскливой и унылой осенью, будут собираться как встарь, ставить спектакли.

— Тогда приедете и напишете про нас, — говорит Татьяна Федоровна.

Обязательно, еще и сфотографируем.

Каменка славится лошадьми издавна. Сейчас тонконогие красавцы являются украшением Масленицы, на них специально приходят и приезжают посмотреть. Но и в прежние годы конюшня не пустовала. Вывозил наездник своих коней на бега в Глазуновку, в Пастухову Рощу, где обязательно проводилось гуляния на день молодежи и день животновода. Хозяйство давало машину, ее украшали ветками и с песнями ехали в рощу. Назад возвращались нагруженные деликатесами: селедкой, газированной водой. Что еще советскому человеку нужно было для счастья? В каждом доме вещал телевизор, играло радио, стояла стиральная машинка. Ели свое, не знали заморских вкусностей, жили просто.

В Каменке было много родников. За ними обязательно следили, расчищали, ставили деревянную или железную бочечку, чтобы человек мог попить. Обязательно кружечка на колодчике висела. Пользовались родниками многие: пастухи, трактористы, рабочие. И вода была необыкновенно вкусной.

Мама

Маму звали Валентина Егоровна Царева. Она училась в Малоархангельском педагогическом техникуме, но закончить его не успела: началась война, деревню оккупировали немцы. У мамы были две хорошие подруги — Татьяна Васильевна Чернышова и Тамара Ивановна Лукьянова. Девушки были угнаны в Германию и старались везде держаться рядом. Но однажды на работу хозяева отбирали двенадцать человек. Счет заканчивался на девушках. И тут посторонняя девчонка вклинилась между подругами и разлучила их с Татьяной. Она потом вышла замуж за пленного, уехала с ним в Америку, домой присылала вещички и что-нибудь непременно передавала маме: платочек, мыльце, безделушку какую-нибудь. Татьяна очень скучала по родине и радовалась, когда сестра Валентина приехала ее навестить. Сердце ее такого напряжения не выдержало, и, провожая сестру, в аэропорту Татьяна умерла.

После войны мама вернулась домой. Ее оставляли работать при штабе армии, но мама не согласилась — рвалась в Каменку, мечтала увидеть мать и отца, родных. Приехала на станцию, стояла осень, из колхозов на подводах привозили зерно. Мама начала искать на хлебоприемном пункте односельчан и встретила знакомого мужика.

— А ты чего приехала-то, Валька? — закричал он, — а у тебя дома-то никого, родители померли. Сначала мать, отец женился, а потом и сам помер.

И мама, пока ехала на подводе до Каменки, всю дорогу плакала. Приехала, зашла в дом, а там мачеха за младшими детьми Андреем и Антониной приглядывает.

— Ну, Валь, ты приехала, — сказала, — теперь сама за своими смотри, я пошла.

Маме надо было доучиваться, всего годок и остался, а ей пришлось поднимать брата и сестру. Так и не стала она учительницей, работала в колхозе. В 1946-м году с войны пришел Чернышов Федор Гаврилович, они с мамой поженились, у них родилось четверо детей.

Старая Каменка

Говор в Каменке был особый. У старых людей он еще слышен, у молодых уже нет. В Каменке говорили — рукам, ногам, томотка, тутотка, ужо. Северный, холодный ветер здесь называют сиверко.

Жигулин овраг называется так потому, что там жили Жигулины, соответственно и Бурдин получил название по семье Бурдиных. В Сухом овраге не было ни одного родника. Чебер — местечко с березовым лесочком. Когда уходили от отца с матерью молодые, селились здесь. Был еще овраг Двухбрательник. Дербень — так называется пруд и местечко. Якобы было здесь когда-то татарское стойбище. По фамилии никого не знали. Как в любой другой деревне в ходу были уличные прозвища: кто Грач, кто Филин, кто Кукушка.

— Мы Скребками были. Бывало, спросят: — Ребят, вы чьи? — А мы говорим: — Федора Скребка. Сергея Федоровича, председателя, звали Фонарь. Печника — Андрея Андреевича Кузнецова — Бибила, в конце деревни жила Барбара, был и Круговой.

Мельник

В деревне жил мельник Афанасий Осипович Лукьянов, и был он человеком интересным и примечательным. Там, где у нас ручей, лежит огромный камень. Так Афанасий Лукьянович рассказывал, что на нем лунными ночами пляшут русалки. Сам видел! И так он умел говорить, что все ему верили и под воротник у нас, детишек, забирался холодок. Или вспоминал, как в ночном лошадей пас, а ровно в полночь как кто-то начнет хлопать, будто в ладоши бить. Закончит он свой рассказ, поднимется: — Ну, я пошел. А мы, ребятишки, что собирались в хате, за ним следом. Страшно ведь! В сенях чернота, на улице чернота еще гуще, до дома пока доберешься, страхом изойдешь. Вот такой был мельник. Жена его, тетка Дуня, приставала к нему: — Афоня, пойдем в кино, все бабы ходят, одна я дома сижу. И до того доприставалась, что Афанасий Осипович плюнул и сказал: — Пойдем. Тетка Дуня нагладила платок, надела новую кофту, нарядилась, одним словом. Дошли они до того камня, на котором русалки плясали. Афоня жене велел минутку подождать. Сам залез на камень, снял штаны, показав тетке Дуне голый зад. — Вот тебе кино! Ну, посмотрела? А теперь домой пошли. — Долго еще тетка Дуня о своем походе в кино рассказывала товаркам.

В Каменке любили петь и славились своими голосами. Была и частушечница — Мария Вершинина. Но особое веселье стояло на свадьбах. Справляли их широко, сначала у невесты, потом у жениха. Утром соседи били горшки — будили молодых. А как-то не было горшков, так соседский дед печной заслонкой об дверь начал бить. Молодые отправлялись на колодец за водой. А гости, перемазанные в саже, ряженые, с помелом провожали их. Хозяева колодца должны были помешать молодым взять воду, а ряженые, наоборот, защищали новобрачных, помогали им.

Так было весело и хорошо, что становится удивительно, когда же все закончилось, и наступила в деревне тишина, без песен и звуков гармошки. В деревне стало просторно и немного пустовато.