Моя радость — Великий пост. Рассказывает матушка Мария.
У нас было строго. В выходной день поднимались в 8 часов, отец ставил всех на молитву и читал сразу четыре акафиста подряд. Он на коленях — мы тоже на коленях. Отец говорил: «Кто не будет молиться — к столу не подходит». В церковь на причастие нас возили за 30 км в Болхов на грузовой машине раз в месяц. Мама обычно слушала акафист и готовила еду. Она варила всё в русской печке. В пост мы ели щи, кашу, похлёбку или лапшу. Другой еды не помню, салатов никаких не было. Варили на воде, лучку добавляли, лаврушечки.
Родители держали два поросёнка. Одного резали к Рождеству, второго на Пасху. И если не сплошная седмица, не среда и не пятница, то кусочек мяса мама клала в чугун десятилитровый, наливала воду, клала капусту квашеную, резала лук, и такой запах стоял, необыкновенный. А вот не помню, чтобы она добавляла картошку. Когда наступал чистый четверг, опять резали свинью. Папа в ящиках засаливал сало, мясо тоже солили. И так по кусочку нам хватало. А семья-то — десять детей. Селёдка была по большим праздникам, яйцо получали, если шли пасти коров, сыра не видели. Отец питался очень аскетично. Хлеб мы покупали сразу по несколько буханок. Идём с отцом в магазин и каждому в руки давали по буханке. И сейчас думаю, вот зачем мы ходили. Ведь нас все знали, могли бы дать отцу хлеба на всех, но нет, всё равно мы стояли в очереди.
Жаворонков мама пекла обязательно. Вставала рано утром, ставила тесто. Делала пласт, вытягивала головку с клювиком, поперёк ещё клала пласт, и гребешком ставила точечки, узорчик. Мы помогали лепить. Жаворонки получались крупные, нам давали утром и вечером по одному. С жаворонками мы бегали закликать весну.
В этом году Крестопоклонная приходится на 23 марта, нужно печь кресты. Мама обязательно пекла и изюмчиком «гвоздики» делала.
На Иоанна Лествичника пекут лестницы. Но это людское, народное. Раньше пекли их на отпуст души, чтобы душа по этой лестнице в рай поднялась. Потом эту лестницу съедали.
Пост я жду, для меня он праздник души. На Масленице готовишься, заговляешься, думаешь, и то съесть, и это, как машина нагружаешься. А сейчас хорошо, предложат мяса кусок, разве станешь его есть? Легко, когда постишься с детства. А взрослым тяжело, у них уже привычка, а привычка — это страсть, а страсть — это грех.