Home » Культура, Люди

Языково. Заброшенная деревня.

12 октября 2013 Нет комментариев

IMG_7223

В деревне Языково первым нас встретил Геннадий.

— Сам я городской, — сказал он, — тут тётка жила, а как померла, я в её дом переселился. У меня тут хозяйство: утки, поросята, собаки. Жена на выходные из города приезжает. Автолавка по пятницам.

IMG_7204

Ниже дома Геннадия стоит колодец с длинной слегой. В деревне такая тишина, что слышен ветер, играющий листьями. Дорога выстлана кленовыми жёлтыми листьями, ведёт куда-то. Через заросли деревьев маленьким окошком смотрел заброшенный дом, и ни одна тропочка не вела к нему. Крыша сарая сверкала золотом, зелёный и красный плющ обвивал стену дома и заколоченные окна. Вся картина напоминала что-то сказочное, как будто дети прибредут сюда невесть откуда, замок соскочит с двери, окна распахнутся и что-то непременно произойдёт.

IMG_7217IMG_7219

Старейшей жительнице Языково Вере Андреевне Пахомовой пошел девяносто второй год. Она по-деревенски приветлива, ведёт в хату, усаживает за стол. Стучат часы, пахнет истопленной печкой.

— Барин у нас был богатый, сад какой господский, ели в три порядка, липы понасожены, яблоки. Ещё был Илюшин сад, там сейчас поле — пустое место, ни одного дерева. Илья богатый был, купец что ли, не знаю.

IMG_7209IMG_7210

Языков жил в Петербурге, сюда приезжал, моя мама к нему на подёнку ходила, за 8 рублей в городе шаль шёлковую купила, потом в ней венчалась. Господа отсюда все уехали, у нас даже картина нарисованная долго в сенцах лежала. Дом стоял большой, в нем после революции школа была. Языков никого не обижал. Пруд был хороший, купальня построена.

В саду бариновом стояла часовня, в ней был похоронена какая-то родственница барина и приютский мальчик-сирота, воспитанник А когда колхоз начался всю часовню разломали, она была на цементе. Под нами пеньку мочили, и часовню, как груз накладывали. Кости из склепа повыкидывали, золото там какое-то нашли.

В Гнилой Плоте была церковь, в годы гонений её всю раскурочили, разломали, построили из этих кирпичей на Октябрьском общежитие. Сейчас на Упалом работает церковь, да приход маловат. Опустели деревни, некому ходить.

У нас был колхоз им. «Кирова», председателем — Куракин, инвалид без руки. Он три года сидел за халатность. Дожди напали, урожай попрел, ему и пришили халатность. А как Бог дал, так и убирали.

IMG_7229

Вот Покров приближается. Мы его всегда праздновали. Скот держали, птица всякая была, гуси. И холодец варили, и всё. К празднику всегда убирали, пироги пекли, родственники в каждой деревне, всех встревали. А сейчас какая готовка. Автолавка приедет раз в неделю, что купишь, тем и отпразднуешь.

После семи классов я носила почту, потом уехала на Украину, к папиной сестре.

При немцу нашей семье досталась лошадь. Сам народ колхозное растаскивал, и амбары с зерном. Более ста лошадей было в колхозе, всех разобрали. Кто силен, у кого транспорт, тащили, что могли: сбруи, веялки, повозки. А когда наши пришли всё заново заводили. Машины сложные пошли, вязали вручную, мама ударницей была, по восемь копён вязала.

В войну у нас была вторая оборона, Тигры доходили до Костинского леса. Нам отмеряют по три метра и кирками долбили мерзлую землю: делали окопы. В нашей хате половина была отгорожена, стоял штаб. Раненые лежали в сарае, у кого рука, у кого нога. Для них было наслато сено. Я на окопы не ходила, стирала штабным рубашки, платки носовые.

Немцы у нас не стояли, приедут, яйца собирали, мёд. Староста хороший, никого не обижал, но потом его забрали так он и не вернулся.

В 42-м году я пешком вернулась из Украины вместе с семьей тёти. Кругом горели элеваторы с зерном. И приходилось менять вещи на горелую пшеницу, принесу её и кутью горелую ели. Родственники на тачку вещи положили, а у меня вещей не было: всё проела, два с половиной месяца шла. Десять рублей кусочек макухи, это как халва, съедобная была. И стакан семечек тоже десять рублей. Его проплюешь всю дорогу и до другого дня. Дошли до Славинска, там деревня Изюм около речки, передохнули немного. Мужики пошли побираться. А я постою, поплачу — мне 20 лет, стыдно просить. А мужик, что с нами шёл, принёс огурцов, всего, а тут немцы — облава, нас всех вместе и мужчин, и женщин загнали в сарай, трое суток без еды просидели. Потом мужчин вывели и вроде как расстреляли, назад они уже не вернулись. Немцы всё кричали: «Партизан, партизан». Но сестриного мужа не тронули.

Пришла домой — пухлая. А у отца-матери даже соли нет, зато картошек — вволю. Я чуть окрепла от голода и пошла в Курск за солью. Первый день дойдёшь до Свободы, там на постой попросишься, тогда пускали, а на другой день уже до Курска. Раз купила, а это удобрение, а лезли ведь в драку, еле добыла. Папа выкинул — нельзя есть было.

Мама за сына погибшего под Колпино получала деньги, сначала 12 рублей, потом 33 рубля. Хата соломой была крыта, на шифер деньги отдавала стропилы, плотникам платила. Как мы жили-то. Корову держали, овец. Ведь скосить травинки негде было. А теперь все пропадает.

Мама была из богатых, одна дочка у родителей. Мама родилась на Екатерину мученицу и умерла на Екатерину. Так и была мученицей всю жизнь. Женихов у нее было много, но отец не отдавал. А когда родители умерли, она осталась одна. А папа пришел из австрийского плена, и женился на ней. Мама полотенца вышивала, готовила, замашки толкла. У нее было 20 холстов, нам ребятам, рубахи, штаны, все замашное шила.

IMG_7236

Когда я на току работала, меня Бог наказал, знаю за что. Совсем не убил, а чтоб покаялась. Стрела на меня упала, даже крикнуть я не могла. В больнице с гирями висела, так горб и остался, на невзгоду мучает, и руки обои поломаны были. А шофёр здоровый мужик, сильный, так эту стрелу и поднял, потом говорил мне: «Я через тебя мучаюсь, спина болит». Я ему отвечаю: «Я поболе мучаюсь». Топить тогда было нечем, я на станцию за углём ездила, а потом сразу на работу и побежала. Так меня в больницу и повезли — ноги пыльные. Знакомая помогла получить вторую группу инвалидности.

Ничего я хорошего в жизни не видела, совсем ничего. У меня всё давно сготовлено, дело за смертью. А где она? Может на Покров?

Вера Андреевна стояла в дверях своего домика, низкого и маленького.

Глаза у неё были голубые и чистые, как осеннее, выплаканное дождями небо.

Безымянная

Добавить комментарий

Пожалуйста, не надо спама, сайт модерируется.

На сайте включена Граватары. Вы можете использовать сервис Gravatar.