Старых Никита Егорович. Воспоминания. (v.01)
Первая мировая война. Призыв.
1914 год. 22 июня началась всеобщая мобилизация. Василия тоже забрали. Я остался за мастера. В 1915 году, в конце июля, я получил письмо от дяди из деревни. Он пишет мне: «Приезжай скорей, тебя ищут на войну». Мой паспорт был у хозяина, я даже не знал, сколько мне лет. Я даже не думал, что меня возьмут на войну.
Я приехал на родину, пошёл в волость. Старшина на меня крикнул: «Ты что пришёл, под конвоем?» Я говорю: «Нет, сам пришёл». Тогда он смягчился и говорит: «Нате Вам записку, три дня отгуляете, а потом езжайте в Малоархангельск, до воинского начальника».
Я пришёл до матери и говорю ей: «Как мне добраться, до Малоархангельска 70 км?» Она пошла до свекровнего брата, он учил своих детей там, в школе реалистов. Вот он везёт дочку туда, он взял меня подвезти туда.
Так я пришёл к воинскому начальнику: «Вот так и я-то». Отстающих, как я, нас больше 60 человек. Нас отправили в город Тамбов. Там я мало побыл. Нас, 60 человек, отправили в Москву, дом Курнаков. Там формировали шоферов бронемашин. Там нужно было 100 человек, а нас туда пригнали 500 человек. Тогда они отобрали 100 человек, остальных отправили на Ходынку.
Там — огромное поле, много войск. Вот я попадаю 81 запасной батальон. Там нас обучали до октября. Перед отправлением нас на фронт нас перевели в Москву, на улицу Мясницкая. Там были казармы. Вот тут нас обмундировали с головы до ног во всё новое, сводили в баню. Утром приходит поп. Нас выстроили принимать присягу. Поп служит молебен, а мы сложили перст три пальца, в гору руку держали. И вот так мы приняли присягу.
Путь на фронт. Первые военные испытания
На второй день нас повели на Белорусский вокзал. И вот мы поехали на фронт, на Минск, на станцию Дрисса (это Латвия). Мы приехали ночью. Там были казармы, мы там переночевали. Утром нас повели через реку Западная Двина, на ней был мост деревянный, широкий. Мы перешли через Двину, пошли на Опсу. Шли весь день. С утра погода была хорошая, а уже на заходе солнца лил дождик. Мы так измокли, у нас всё было мокрое. Идти было тяжело. Стало темно — мы шли. Сзади большая часть отстала, не знаем, куда идти.
Дождик перестал, мы зашли в лес, набрали сушняку, разожгли костры, стали сушиться. И вдруг наскочили казаки донские, как начали на нас кричать: «Что вы делаете? Тут фронт, немцы увидят костры, и они побьют и вас, и нас, тушите скорей!»
Ракеты кругом освещают. Нас вывели на дорогу. Уже рассвело. Привели нас в штаб дивизии №30. Из штаба нас повели в штаб полка — 120 Серпуховской. Я попал в 12 роту. Полк был разбитый, только кончились бои. Стали укреплять первую линию. Нас водили каждую ночь укреплять первую линию: кто окопы копал, кто лес рубил, брёвна носили для землянок и блиндажей, кто рогатки обматывал колючей проволокой.
Каждую ночь мы ходили на эти работы, а в конце ноября нас привели в лес, в батальонный резерв. И вот штаб дивизии дал указание, что кто приведёт немца-языка, тот получит третьей степени крест и месяц отпуску. Вот наш ротный командир задумал крест получить, пришёл в роту и хотел взять всю роту с собой. Но командир батальона запретил ему всю роту брать: «Бери добровольцев».
Добровольцев изъявились только 8 человек, и с ними пошли три разведчика полковые. Один был герой — все 4 креста и 4 медали, и вот он хотел пятый крест заслужить. И вот они пошли и с таком пришли. Немцы так их степанули, что герой этот там остался. Его на вторую ночь его товарищи мёртвого принесли. А ротный наш пришёл без шапки. Вот как языка надо брать. Потом нас, роту нашу, поставили на передовую. Ротного от нас забрали куда-то. Фамилия его была — Никулин.
С нами остался его заместитель, Соколов. Он как залез в землянку, так за всю зиму и не вылезал из неё. Он даже не знал, где передовая и заставу не видел, где она. Мы на этом участке просидели всю зиму, только к Пасхе нас сменили. Этот участок был правей озера Дрисвяты. Небольшое расстояние от озера — это местность Курлендее. Там много лесов, озёр.
Как я чуть не замёрз
Дело было под Николу, в декабре. В ночь нас поставили в секрет, три человека. Погода была холодная, снег валил сверху и позёмка, ветер сильный, аж визжит. Нас было трое — Орлов, я и Тульский. Орлову дали полушубок и валенки, а мы с Тульским были в шинелках и в сапогах. Нас мороз чуть не заморозил. Тульский — он спать, его Орлов будит. А меня так жмёт мороз, руки, ноги сковало. Я хотел бежать, но Орлов меня остановил: «Ведь в секрете сидишь». Окоп мелкий, только сидишь, размяться нельзя — сидишь под проволочным заграждением со своей стороны.
В это время караульный начальник заснул, и мы просидели долго. Потом смена пришла. Я стал ругать разводящего. Нас принесли на плечах. Санитары разрезали сапоги, портянки у нас уже белые, в снегу. Пальцы белые санитары стали нам растирать спиртом. Они у нас с пару так взялись, что мы криком кричали. Но нас никуда не отправили, мы в землянках отвалялись дней десять, а потом опять пошли по караулам.
У нас в роте всего было 80 человек. Мы выставляли заставу и передовую и секреты на прорывах. Смена — всегда ночью. Дежурили по суткам.
Старых Никита Егорович. Воспоминания.
Подготовлено к публикации Александром Полынкиным.
Вернуться к оглавлению | читать далее.
