Мария Андреевна Серёгина. Случайная встреча.

К Марии Андреевне Серегиной мы попали случайно: под еще зимним, ярким солнцем подмерзшая за ночь дорого раскисла и в д. Мокрое, где нас ждал целинник, мы не проехали. Бывший глава Луковского сельского поселения Николай Андреевич Внуков расстроился.

— Ну надо же, — повторял он, — я думал у вас машина повыше, здесь на Нивах ездят, а ваша не пройдет.

Шофер, надвинув кепку на лоб, всем видом показывал, что не пройдет, нечего и пытаться.

Мы и не стали, потому что Николай Андреевич сказал:

— Значит, к Марье Андревне поедем, учительнице моей бывшей, она географию вела, хороший человек. Давно бы уже надо её навестить.

Домик Марии Андреевны желтый как одуванчик, на ярком солнце просто сиял. Хозяйка вышла на крылечко, поначалу отнекивалась, говорила, что не любит, чтоб о ней писали. Но Николай Андреевич не зря много лет отработал главой, убеждать он умеет, и в этот раз веско сказал:

— Надо, Марья Андревна, обязательно.

Мы прошли в дом и Мария Андреевна начала рассказывать.

Отец

Я родилась в д. Проказинка Мценского района, Высокинский сельсовет. Отец Андрей Поликарпович Афонин был учителем учителем начальных классов, в квартире при школе мы и жили. Отец ушёл на фронт добровольцем, прошёл всю войну и вернулся домой. Мне в 41-м году было 13 лет и я считалась взрослой. Но к детям войны я не отношусь, потому что родилась в апреле, а надо бы в июне. Так было написано в какой-то газете.

У отца было больное сердце и плохое зрение, да и лет уже порядочно. Но он знал, что если останется на оккупированной территории, то его могут назначить старостой или еще кем. А отец этого не хотел. |Таких добровольцев как он набралось четверо. Но трое потом вернулись, а отец — нет. Мы простились с ним у пушкинского дуба. Рядом со школой росли дубы и нам говорили, что они были посажены во времена |Пушкина. Дубы были огромными. В них были дупла и перед самой войной отец с мужиками достали мёд. И когда на всех поделили, оказалось что на нашу долю пришлось три ведра мёда с вощиной. У нас сроду мёда не водилось, жили бедновато, четверо детей. Мама Дарья Яковлевна работала уборщицей при школе.

Отец был под Москвой и ходил проведывать брата, но тот уже эвакуировался. В городе была полная разруха.

Потом отец шел с линией фронта. Был в трофейном батальоне, подбирал раненых, технику. Его наградили медалью «За победу над Германией». Отец и писарем при штабе служил. Раз его отправили в командировку, вернулся, а комнатушки, где он с ребятами жил — нет, и всех побило.

Отец освобождал Орел и на два дня приезжал на лошади проведать семью. Он дошёл до Берлина, была у него и фотография у стен Варшавы.

Помню, как он вернулся. Приехал на машине, а я стояла на дорожке. Смотрю, с машины слезает мужчина, я даже не поняла, кто это. А когда рассмотрела, бросилась ему на шею. Отец был очень хорошим. Родители век доживали со мной и похоронены на |Луковском кладбище.

Оккупация

Пришли немцы. Зашли в квартиру при школе. Здание было добротное, кирпичное, построенное помещиком. Немцы поселились в нём и устроили гулянку, а мы сидели на печке за занавеской. Выгнали нас на второй день и направили к хозяевам в соседнюю деревню.

В 42-м году немцы косили рожь, а мы вязали снопы. После уборки урожая немцы собрали всех, кто жил в прифронтовой полосе на р. Зуше и увезли в деревню Норимановка Платоновского сельсовета в13 км от Орла. Стали всех ставить на квартиры, а нас никто брать не захотел: куда столько — пять человек. И тогда немец пригрозил, что если нас не возьмут, он хозяев выгонит и нашу семью поселит. Хозяева, несмотря на то, что нас им насильно навязали, относились хорошо, даже поесть давали.

Тогда многие побирались. Вот и моя сестра с 30 года пошла по домам. А ей одна женщина говорит:

— Ты — кобыла и побираешься. Иди, гуляй с немцами.

Сестра пришла, бросила сумку и сказала: — Я больше не пойду.

И нас кормила другая сестра, Варя, она была с 32-го. Каждый зарабатывал еду как мог. И машины немецкие мыли, а что делать?

Мама была труженица и рукодельница, шила людям. Они ей за работу то ведро свёклы принесут, то бураков. Мы есть никогда не просили. Что сварит мама в ведёрном чугуне, то и ели.

Немцы готовили оборону. Под рытьё окопов подходила я, брат и сын хозяйки Митя, но он был какой-то больной, поэтому мы его прижаливали и сами ходили по очереди. Отмеряли нам по 2 метра и надо было рыть на 1,5 метров. А я рыла и никак не могла выработать норму. Немец увидел это, прислал мне помощников и потом сказал:

— Ты, девочка, больше не ходи, у тебя сил нету.

Эти слова он повторил и старосте. Больше я на окопы не ходила.

Когда пришли наши, нам велели уходить, ожидался большой бой. И мы, погрузив на тачку пожитки, отправились домой, шли трое суток. Подошли к д. Одинцово, в неё были эвакуированы бабушка и дедушка. Встретилась девочка и говорит:

— Вы, наверное, к своим идете? А их никого в живых не осталось.

Оказывается, 11 человек сидели в блиндаже, в него попала бомба, всех убило. Мы хотели их откопать и похоронить, но нас отговорили: жара, август, так они там и остались.

 Лес кормилец

Пришли мы домой и думаем, куда идти, в школу нельзя — отца-то нет. В д. Проказинка остался большой амбар, в нём немцы поставили большую печь на половину хаты и жарили от вшей свою одежду. В стену был вмазан бензовоз, его потом забрала МТС. В этом амбаре мы и поселились. Разделили его пополам, натаскали из блиндажей из леса досок, мать и брат сложили печку. Правда потом пришлось приглашать мастерового, потому что печь оказалась с изъяном и не хотела гореть. Блиндажей в лесу было много и мы ходили, подбирали все, что можно. Нашли железную буржуйку, пилу, топор. Лес нас кормил и согревал. Дров было много. Мы ходили босиком, и мама научилась шить тапочки. Она была большая рукодельница, пряла, ткала. Мы то шинель из лесу принесём, то брюки. И когда я в 44-м пошла учиться в педучилище, то оказалось, что одета не хуже других. Из брюк мама смастерила юбочку, из немецкой шинели, а она тонкая была, хорошая — пальтишко.

И еды лес давал вдоволь. Собирали мы ягоды и грибы, мешками орехи на зиму. Для педучилища мне нужна была книга по истории, преподаватель был очень строгий. Я набрала ведро малины, отнесла за 20 км на продажу, выручила 80 руб и купила учебник.

Учёба

В педучилище я попала случайно. Зашёл к нам Лёнька Потанин, мы с ним вместе учились и говорит:

— Ты никуда не собираешься?

— Нет.

— А я в педучилище иду поступать.

Я ноги помыла, быстро собралась и с ним побежала.

Мать кричит:

— Ты куда?

— Поступать.

Экзамены мы сдали отлично и в училище нам было очень хорошо. Дали стипендию, паёк. Я жила на квартире и платила копейки. Потом мне предложили идти в институт, а я отказалась, есть хотела постоянно, думаю, пойду работать, хоть наемся.

Но в институт я всё-таки поступила.

Луковец

При распределении я записалась в Луковец и даже написала директору школы. И он мне ответил, что приезжайте. Очень нужны молодые специалисты.

Школа располагалась в трёх зданиях, один домик сдавала местная жительница. Рядом почта, магазин, сельсовет. Меня страшило, сумею ли работать, справлюсь ли. В один год приехало сразу 15 молодых специалистов. Учеников было много — 600 человек, только 8-х классов — 5. Учителя молодежь встретили хорошо, помогали, подсказывали. Часто вспоминаю обоих Ченцовых, Ермиловых, Клавдию Алексеевну Гречишкину, Нину Александровну Радкевич.

Электричества еще не было и освещение давали лампы. Одна стояла на учительском столе, другая — в классе. Уроки начинались в 8 часов, заканчивались поздно. Русский язык, математику старались ставить на светлое время суток. Ну а я у карты и при свете лампы могла объяснять.

Жизнь в школе была очень весёлой и художественная самодеятельность в те годы была всегда на высоте. Мы и с ребятишками проводили праздники и в город ездили выступать, в Губкино, в Легостаево на улице концерт давали, в Глазуновке нам даже баян подарили. У нас был замечательных хор. Он образовался певуньям К. А. Гречишкиной и .В. С. Ермиловой.

Я помню только хороших учеников. Раз у меня спросили, а что, плохих не было? И я ответила: — Нет.

Вела краеведческий кружок, ходила с детьми по населенным пунктам, в Андреевку, в Даймено, по окрестным деревням, по местам боев, изучали реку Сосну, засаживали овраг ракитами. Участвовали в туристических слетах. У меня была коллекция полезных ископаемых, монет, собранных в походах. Мы изучали природу, делали съемку местности, составляли карты. В школе была географическая площадка, стояла метеорологическая будка, были различные приборы: барометр, термометр, прибор для определения влажности, осадкомер. Нам с детьми было очень интересно.

В 58-м году в появилось радио и я часто выступала, рассказывала об учениках. Передачи эти любили, слушали с интересом.

Многих учеников вспоминаю. Вот Николай Андреевич, умница был, учился очень хорошо, доклады делал. Но не догадывались, что Виктор Внуков пишет стихи. Витю провожали в армию, он ехал на машине, и я дала ему 15 рублей, совсем небольшую сумму. Знала, что семья живет бедненько, отец погиб на фронте, мать тянула детей одна. Так Витя эти деньги всегда помнил и его сестра Валя тоже.

В 74-м году построили новую школу. Это было большой радостью для всех. Классы были большие, и учились теперь в одну смену с 9 часов.

Шапка из индюшки

Я вышивала, вяжу крючком и спицами, шью. Когда приехала сюда, купила красивый материал на платье и отдала местной портнихе. А она так сшила, что я и рук поднять не могла. Поехала домой к маме и та мне объяснила, как надо втачивать рукав. С тех пор я больше ни к кому не обращалась. Кто-то научил вязать шапки из индюшиного пуха. Они красивенькие получались, как меховые. Почти все учителя такие носили. Мы драли перья, выбирали самые пушистые, цепляли на нитку и вязали.

Грязные руки

Мы постоянно посещали учеников, ходили даже в отдалённые деревни, ведь надо было посмотреть, как живут дети, в каких условиях, переговорить с родителями. Помню, отправились на Мокрое, пурга, снег летит, детишки на печке сидят, а нам неймется, ходим. Раз пришли в один дом, а нас накормили супом. Был у нас ученик, хороший мальчонка, сообразительный, но какой-то немытый, руки чёрные, тетрадочки испачканные. И я решила сходить к нему домой. Прихожу, а у него ручонки уже в грязи. Что такое? За скотиной ходил, ухаживал. И с такими руками за уроки сел. На столе какие-то кастрюльки, дома никого. А кому быть? Мать трактористка, отец тоже, круглые сутки работают. Ребенок весь день один, да молодец какой и помогает, и учится. А мы, учителя, не зная всего, ругаемся. Больше я на тетрадки грязные внимания не обращала и другим учителям объяснила.

Личная жизнь

Замужем я была два раза. Меня поселили в этот домик к очень хорошей женщине, Ольге Ивановне Серёгиной, она жила с дочкой. К ней приехал сын, мы полюбили друг друга и поженились. Через семь лет муж погиб, брак в карьере глину для крыши, и его засыпало. Я вышла замуж за его родного брата, с ним мы прожили 35 лет. А сейчас я совсем одна, три года назад умер сын Юрий. Мне 85 лет, в моей жизни больше было тяжелых дней, чем светлых. С 13 лет я начала работать и детства толком не видела.

Но я очень рада, что выбрала для себя профессию учителя. Я отличник народного просвещения. Труд учителя нелегок, но он прекрасен.

Старая учительница достала фотографии. У них, как известно, есть одно чудесное качество: Все остаются молодыми. Мы смотрели в молодые, весёлые лица, вот супруги Гороховы, на руках у Людмилы Павловны ребёнок. Ученикам второй городской школы нетрудно догадаться, кто это. Верно?

Мария Андреевна вышла нас провожать. На яблонях висели прошлогодни е скукоженные яблочки.

— Газ-то не надумали провести, Марья Андревна? — спросил Николай Андреевич.

— Ни к чему, поздно. Без газа доживать буду.

Калитка захлопнулась, Мария Андреевна смотрела вслед.

Светило солнце, яркое и ещё холодное.