Дождь идёт («Звезда», 1976 г.)

У прилавка отдела грампластинок растерянно стояла женщина лет сорока пяти.

— Как же быть? Мне так нужна эта пластинка! — повторяла она и умоляюще смотрела на продавца, не веря, что пластинки со старым танго «Дождь идет» разобрали неделю назад.

Я с усмешкой посмотрела на нее: стоит ли в таком возрасте расстраиваться из-за пластинки? Но, внимательно присмотревшись, я пожалела о своем высокомерии: не дань моде держала ее у прилавка. А что же?

Мое любопытство было замечено. Женщина вопросительно посмотрела на меня и медленно пошла к выходу.

… Часа через два мы снова встретились, теперь уже на вокзале. А еще через 15 минут садились в один и тот же вагон электрички. Я преднамеренно постаралась занять место рядом с заинтересовавшим меня человеком.

Общительность, так присущая газетчикам, помогла мне и тут завязать разговор с этой женщиной. Зовут ее… впрочем, это не имеет значения. Меня ведь интересовало, зачем ей нужна пластинка «Дождь идет», которую она не купила в нашем магазине, и теперь вот едет за ней в областной центр.

— … Это было давно. 33 года назад, когда район, где я жила, — рассказала женщина, — был в оккупации. Фашисты у нас хозяйничали. В нашей деревушке появилась Вера Федотьевна, до войны работавшая учительницей средней школы. У себя на квартире, вернее, в хате с земляным полом и с двумя маленькими оконцами, она организовала школу. Конечно, она далека была от настоящей школы, да и, как я теперь понимаю, сама Вера Федотьевна не была подготовлена для работы с маленькими детьми. Она привыкла учить старших школьников. Но она собрала всех малышей, тех, кто уже кончил до войны 1-3 класса, и тех, кто не учился совсем. Она учила нас читать, писать и считать. В дело шло все: и старые обои, и газеты, и гусиные перья, и печная сажа — на чернила.

Понимаете, только став взрослыми, мы поняли, какое большое дело делала Вера Федотьевна. Кругом — немцы, а мы учимся. Кругом слышим чужую речь, но читаем, хоть и довоенные, но свои русские, советские обрывки газет, наши любимые сказки. И пластинка, которую я так хочу купить, — тоже из той жизни…

Под новый 1943 год, Вера Федотьевна подготовила детский концерт. Давали мы его все в той же хате, куда были приглашены все жители деревушки, насчитывающей всего 23 дома. Концерт состоял из двух номеров: стихов и группового танца. Я забыла, какие были стихи. А танец запомнился, я в нем участвовала. Назывался он «Времена года». А танцевали мы его как раз под «Дождь идет». Другой пластинки не нашлось.

… В кругу — «лето» — девочка в платье, украшенном пестрыми лоскутками. На голове — картонный круг яркого солнца. С упоением она кружится среди символических зверюшек и деревьев, от её прикосновения они веселеют, сияют и так же самозабвенно пляшут вместе с той, что их греет и ласкает. В общем, жизнь бьёт ключом. Но вот появляется «осень» — от темного покрывала веет смертью, все живое умирает или прячется. А за нею — в белом саване — «зима». Холод, смерть — вот что олицетворяли собой «осень» и «зима», вот что несли нам война, фашизм. Как жаль, что мы, 8—10-летние ребятишки, не могли понять тогда всей глубины того танца, это пришло позже.

Последней на сцену, извиняюсь, в круг вышла «весна»: в красном платье, с яркими бумажными цветами, с алым (из марли) шарфом, который больше был похож на флаг, а не на крылья бабочки. С появлением «весны» все ожило, задвигалось, расцвели цветы, запорхали птицы.

Нет, это был танец не «весны», а Победы. Представляете, в канун 43 года мы исполняли танец Победы. И нам аплодировали все. кто был на этом концерте. А некоторые женщины даже прослезились…

«Огненная дуга» стерла с лица земли нашу деревушку. Не все после фронта вернулись на свои пустые, но родные места. А теперь мы разыскали друг друга, нашли Веру Федотьевну. В следующий выходной у нас будет встреча. И мне очень хотелось найти ту пластинку. Может быть, я ее все-таки куплю? — с надеждой проговорила моя новая знакомая.

— Конечно! — заверила я ее. А как же иначе?

Т. Анциферова
Районная газета «Звезда»
02.10.1976 г.