Были и небыли села Легостаево
В Легостаево живут почти одни Легостаевы. В школе без преувеличения половина учителей и учеников носят эту фамилию.
По дороге, желтой от листьев, идут два ученика. Это второклассники, во втором классе учатся четверо ребятишек, не так уж и мало.
Школа в Легостаево хорошая. Речь идет не об условиях, а о качестве образования. Легостаевские школьники редко когда возвращаются с районных конкурсов без призов. Особенно сильны легостаевцы в краеведении. Составили летопись села, записали устное творчество земляков, их рассказы о ремеслах, микротопонимию окрестностей родной школы изучили. Школьный краеведческий уголок — один из лучших в районе.
Люди в Легостаево живут необыкновенные. В каждом доме или прядут, или корзины плетут, или еще каким ремеслом занимаются. Очень радушные, приветливые.
Несколько лет назад довелось познакомиться с Алексеем Николаевичем Бабенковым и его супругой Раисой Егоровной. Алексей Николаевич был известен не только в нашем районе, приезжали к нему из других областей, чтобы посмотреть на ложку, подаренную маме Алексея Николаевича самим Симоновым.
Уже нет на свете Алексея Николаевича Бабенкова, но остались записи о той встрече.
Корзинки
Во дворе стоят плетеные изделия хозяина.
— Это ерунда, вот хорошая вещичка, — Алексей Николаевич выносит из дома легонькую корзину из белых прутьев. — Как на пенсию вышел, начал плести. Летом дел-то много, а зимой скучно, чем еще заняться? Душе радость, хозяйству — польза.
Корзинки — вещь удобная. Что в нее ни положи — не помнется, не побьется, продукт «дышать» будет.
В былые времена плетушки использовали не только для дела, но и для развлечения. Зимой ребятишки обмажут их навозом, обольют водой, выставят на мороз — готова ледянка.
— У вас, наверное, родные плели из лозы? — спрашиваю Алексея Николаевича.
— Нет. Здесь другая история. После войны был сильный голод. Люди опухали, умирали. А корзины очень выручали. Я их наплету, мать в них яблок соберет, в Понырях и яблоки продаст, и корзины. Хоть какая копейка была. Научил меня этому ремеслу паренек, живший по соседству, Толик Легостаев. Он долго думал, чем бы заработать деньжонок, пока не попалась ему на чердаке старая корзина. Толик был умный, сообразительный, он и в школе все с лету хватал, посмотрел, как она сплетена, покумекал, раз попробовал, другой, и получилось. И ребятишек соседских научил. Лозы у нас вволю, плети — не хочу.
У Анатоля была очень тяжелая судьба. Его отец был очень хороший мужик, дельный, мастеровой. Однажды он рвал яблоки в опустевшей усадьбе, увидел это председатель колхоза, заругался. Отец Толика не смолчал, по старинке, видать, думал, что мужик мужику ровня. Да времена уже настали другие, и скоро оказался Василий Легостаев в местах, как говорится, не столь отдаленных. Дома осталась жена с четырьмя детьми. Собралась было на Украину к родственникам, но в 42-м вынуждена была вернуться назад.
Вот Толик и задумал плести корзины. Сестра Тоня носила их на базар продавать. Летом 47-го мать умерла. Толик со старшим братом Тимкой сплели из лозы гроб, в нем мать и похоронили. Этой же осенью из заключения вернулся отец. Ждали его полуразвалившаяся хатенка, голодные дети, которых он с трудом узнавал, отец пошел в сад и там повесился.
Ребята же, несмотря на все тяготы, вышли в люди. Тима пошел учиться в ФЗУ на электрика, Тоня уехала работать по вербовке, Ваня, самый младший, учился в Легостаево, жил у тетки, потом уехал на Украину, закончил институт.
Приезжал в родные места и Анатолий Васильевич Легостаев. Он тоже получил высшее образование, работал в Кузбассе.
Горелиха
Про Горелиху я впервые услышала в д. Костино, и когда приехала в Легостаево, первым делом спросила о ней.
— Была такая, — кивнул Алексей Николаевич, — сейчас расскажу.
…Горелиха отличалась особым умом, сметкой, деловой хваткой. В ее голову приходили самые смелые идеи, осуществлял их муж — хороший мастер и трудолюбивый человек. Он работал у хозяина на мельнице. Скопил некоторую сумму и надумал (вернее надумала жена), начать собственное дело — построить на речке мельницу. Ветряков в округе было немало, махали себе на пригорках крыльями, если дул ветер. В тихую погоду останавливались. А водяное колесо крутилось постоянно.
Срубили в лесочке дубы, поставили мельницу, а она через какое-то время сгорела, почему и получила мельничиха свое прозвище — Горелиха. Капиталец у Горелихи был, и женщина решила выгодное дело продолжить и расширить. Выше по речке сделали плотину, отстроили новую мельницу, больше прежней. Поставить водяное колесо непросто, тут нужен сложный инженерный расчет. Но был в селе мастер Федор Петров, он без всякой инженерии вязал колеса. Супруги соорудили крупорушку, толчею. Крестьяне сеяли коноплю, выбирали волокно, его нужно было оттолочь. В ступу клали пеньку и мочалили ее, работа не трудная, но долгая и нудная. Теперь за небольшую плату можно было воспользоваться толчеей на мельнице. Сделала Горелиха шерстобитку, маслобойку. Село было большое, вокруг ютилось множество деревушек, работы хватало. По трудам была и плата. Супруги богатели, что ни день. Поговаривали, что скупает Горелиха золотишко. Во все времена находятся люди, которые считают не сколько раз работяга спину согнул, а сколько он денег в сундук положил. Темной ночкой пришли любители чужого капитала и к Горелихе. С деньгами она, видать, рассталась не сразу, рассказывали потом в селе, как окунали разбойники бабу в речку, грозясь утопить.
…Давно не крутится мельничное колесо под напором воды. Долго валялась в бурьяне часть от маслобойки, да и ту потом утащили.
Как память о тех далеких годах долетела до нас эта полузабытая история.
Сказка про дурака
Вечерами селяне ходили друг к другу в гости. Начинали вести беседу, обязательно находился человек, знавший множество разных историй. Тетя Алексея Николаевича рассказывала длинную сказку про дурака.
И хотя очень похожая встречается в русских народных сказках, приведем ее здесь.
Жили-были мать да сын. Сын лежебока, все на печи да на печи.
— Трись да мнись, да ума набирайся, — втолковывает ему мать.
Сынок подумал, слез с печи, пошел ума набираться. В это время по дороге медленно двигался воз с копной скошенной ржи. Лошадка идет тихонько, возок ни качнется, ни шелохнется. Боится хозяин даже зернышко потерять. Тут наш дурак вспомнил слова матери. Подскочил к возу, начал об копну тереться, да руками ее мять. Мужик схватил кнут и начал дурака по бокам охаживать.
Побежал парень домой, жалуется матери:
— Сделал, как ты сказала, терся, мялся, ума набирался, а меня — кнутом.
— Эх, на плечах у тебя шишка еловая. Чтоб тебе сказать: возить — не перевозить, носить — не переносить.
Обрадовался дурень. Побежал мужика догонять. Навстречу ему похоронная процессия. Бабы в голос ревут, причитают.
— Возить — не перевозить, носить — не переносить, — орет дурак.
Досталось ему на орехи.
Пришел домой, опять плачет:
— Ты, мать, зачем меня чему зря учишь.
— Горе с дураком, — рассердилась мать, — ты б сказал: пусть земля будет пухом.
Побежал парень на улицу. Похоронная процессия уже скрылась из виду, навстречу бричка с женихом и невестой. Щеки у них пунцовые, только что обрученные.
— Пусть земля будет пухом, — кланяется дурак.
— Ах ты, — заругались гости, кинулись на дурака и так бока намяли, что еле вырвался.
Маша Никитушкина
Фото автора
